Скоморохи будто того и ждали – выбежали разом из потешных палат и давай боярина забавлять: рожи ему строят, на гуслях играют, через голову кувыркаются. И чем звонче пели гусли, тем угрюмее становился Иван Дмитриевич. Показалось ему, что потешаются скоморохи над его горем.
– Подите прочь! – осерчал боярин. – Один хочу остаться! Не до веселья мне.
С тонким, звенящим звуком лопнула на гуслях струна. Оборвался смех. Потешники ушли так же скоро, как и появились, боярская палата опустела.
Не было у Всеволжского возможности вернуться назад к Юрию Дмитриевичу. Не захочет простить тот, даже если явится с повинной головой. Горд больно! Иван Всеволжский вспомнил о том, как не хотел князь Юрий отпускать со службы умного боярина, давал ему сразу три деревни. Иван Всеволжский отказался от подарка и поступил по-своему: лучше служить великому стольнику, чем удельному князю. Не мог он предвидеть того, что судьба столкнет их лбами уже в Золотой Орде: князя и его бывшего боярина. И уж совсем он не мог предположить, что когда-нибудь захочется ему вернуться обратно в Галич. И тут Иван Всеволжский вспомнил о брате Юрия – Константине Дмитриевиче, с которым Юрий был особенно дружен. А если сначала к брату его, Константину, подластиться, он уж не выдаст, замолвит словцо.
Марфа казнила себя все эти дни. Поминала Василия недобрым словом и тайком от матушки с батюшкой привечала в девичьих палатах ворожей. Чаще всех повадилась шастать в девичьи покои баба Ксенья. Старуха больше напоминала жердину – такая же высокая и худая. Голову она всегда повязывала черным вдовьим платком, длинные концы которого едва не касались земли. Низко сгибалась она у порога боярышниных палат и ласково приговаривала:
– А это я пришла, горюшко мое. Заждалась небось?
– Проходи, тетка Ксенья, – отвечала Марфа.
– Вот увидишь, моя радость, и денечка не пройдет, как он к тебе, окаянный, явится. Заклинания наши всю душу ему избередили. Тело его коростой покрылось, а сердце у него язвами источено.
Щедрая рука боярышни отсыпала горсть монет в хищную ладонь старухи.
– Благослови тебя Господи! Благослови, родимую, – привычно приговаривала старуха. – Вот увидишь, сердешная, как он к тебе сам на покаяние прибежит. А разлучница ваша в могилу сойдет.
Белолицая красавица бледнела еще больше, и виделся ей великий князь в венчальном уборе, а по правую руку от него разлучница стоит; кольцами они меняются, и на глазах у всего народа Василий поцелуем невесту одаривает.
Боярышня не скупилась и просила о своем:
– Сделай так, чтобы разлучница ему опостылела, чтобы только я Василию была любушкой.
– Сделаю, родимая, сделаю, – уверенно обещала колдунья. – Сам он к тебе приползет гадом ползучим и, как пес бродячий, в двери твои начнет царапаться. – Старуха завязывала серебро в темную тряпицу. – Только заговор нужно