Увидев меня, он попытался изобразить свою фирменную улыбку, но получилось плохо. Да и рук при этом он не потирал.
– Здорово, Серега! Тебя тут, говорят, попы ищут. Отпевать, что ли? – не удержался и «черно» пошутил Юрий Всеволодович. – Все-все! Не буду! Не до шуток сейчас. Убили Славика Костюченко! Помнишь, Серый, был у нас на курсе неприметный такой «женатик»? «Пуфиком» мы его кликали. Ну, помнишь?!
Конечно, я помнил Славу. А «Пуфик», потому что пухлый и постоянно улыбающийся. Ошеломленный этой новостью, я буквально рухнул в свободное кресло. Панфилов, сидя за столом, прижимал к уху телефонную трубку и что-то быстро записывал.
– Это звонит опер из Суворовского, – пояснил Молодязев. – Тот, который ночью выезжал на место.
Чтобы не мешать следователю, Юра переклонился ко мне через стол и негромко сказал:
– Кстати, не суши себе мозги! Поп, который тебя ищет, – это Батон.
Он специально замолчал, чтобы оценить мою реакцию.
«Так вот в чем дело?! Интуиция таки меня не подвела. А Батон, наконец-то, нашел свое!» – подумал я и ощутил, как внутри становится радостно и, не смотря на трагическую весть необъяснимо спокойно. Новый информационный пазл точно встал на свое место, и теперь вся картина просматривалась целиком.
Коренной одессит Сан Саныч Саечкин получил свое курсантское прозвище из-за фамилии: сайка, булка, батон. Но ничего общего в его внешности с хлебобулочными изделиями не было. Сутулый, жилистый, с длинными руками и большими кулаками он больше смахивал на примата. Да и в лице было что-то такое схожее. Но из-за развитого интеллекта, веселого нрава и гротескового чувства юмора никто и не думал давать Александру Александровичу кличку, соответствовавшую его внешности. Да и в лоб от него можно было получить очень быстро.
Я представил себе Батона в рясе и бессовестно прыснул, сдерживая смех.
– Простите меня, это нервное! – попытался я оправдаться, потому что Юра и Панфилов смотрели на меня как-то «остекленевши». – Представил Саечкина в рясе и не сдержался.
С Батоном мы виделись лет пятнадцать назад. Оба тогда еще служили. Сашка был «важняком» по линии УБОП, но еще тогда я заметил что-то странное в его поведении. Честно говоря, подумал, что он «сидит на наркоте». Глаза сверкающие, полные слез и смотрят, как будто в никуда. «Нет, у «нариков» по-другому», – уговаривал я себя. – «У них блеск мутный и горячий. Блеск хищника, от которого исходит азарт, опасность и угроза». Но тогда у меня еще не было опыта, чтобы я смог правильно идентифицировать состояние человека. Все познается с годами и в сравнении…
– Да уж. Многие тогда испытали шок! – согласился Молодязев, угадав мои мысли. – Батона даже хотели списать «по больничке» из-за странности в поведении. Еле до выслуги продержался. А потом, вдруг – бац! Монастырь! Да, Серега, чужая душа – потемки. Но Сан Саныч все равно остался своим пацаном. Со всеми нашими общается, всегда интересуется, не нужна ли кому помощь. Да и на новом поприще успел заделаться каким-то «бугром». Дали приход,