– Да. А лучше чтобы вообще не платить. Честно говоря, с души воротит кормить эту сволочь.
– Эх… И меня воротит. Но сделать ничего нельзя, так устроено в Туркестане. Не смогу я вам здесь помочь, не моего калибра вопрос.
В Геок-Тепе поезд прибыл в десятом часу. Небольшой туземный город был известен всей России. В ноябре 1880 года семитысячный русский отряд под командованием самого Скобелева осадил здесь туркменскую крепость Денгиль. Вся Средняя Азия уже покорилась белому царю, и держался лишь Ахал-Текинский оазис. Вход в него и защищала крепость. На подмогу здешнему гарнизону съехались головорезы со всего разбойничьего племени. В итоге наши атаковали двадцать пять тысяч вражеского войска, да еще спрятанных в укреплении. Осада длилась до января следующего года.
Когда поезд остановился, Иван Осипович подозвал кондуктора и приказал ему охранять вещи. А сам быстрым шагом повел соотечественников в темноту.
Прямо возле станции, под фонарем обнаружилась трофейная артиллерия. Английская медная шестифунтовая пушка была дополнена двумя чугунными зембуреками[6]. Капитан указал на них:
– Я служил тогда подпоручиком в Первом Туркестанском стрелковом батальоне. Выстрелом вот из такого зембурека оторвало голову моему денщику. И этой головою…
Скобеев запнулся, потом договорил:
– …ударило меня в лицо. Минут десять пролежал я без сознания. Очнулся, а за бруствером крики… дикие такие крики, нечеловеческие. И сабельный звон. Это было в ночь на 28 декабря. Страшное получилось дело. Текинцы босиком, с одним лишь холодным оружием пошли на вылазку. Мы их не ждали. Ближайшие траншеи были смяты, а все, кто был там, – вырезаны. Туземцы захватили даже знамя и два орудия. Увели с собой пленного канонира, пытали его несколько дней, требовали, чтобы научил их обращаться с нашими пушками. Канонир отказался, и его замучили до смерти…
– А вы? – глухо спросил Лыков.
– А я, придя в себя, вынул шашку и кинулся вперед. Стыдно было, не знай как! Вдруг товарищи подумают, что струсил? Бегу, а меня мотает, будто пьяного…
– Зарубили кого? – шепотом поинтересовался Христославников.
– Кого я там мог зарубить? – махнул рукой капитан. – Меня самого тогда можно было голой рукой взять. Ребенок бы поборол. В ушах хоры распевают, иду, не разбирая куда… По счастью, когда прибежал в первую траншею, там все уже кончилось. Но айда дальше, а то не успеем.
Они прошли чуть не на ощупь пятьдесят саженей. Скобеев показал силуэт высокого холма, различимый на фоне неба.
– Вот она, крепость. То, что от нее осталось. А здесь братские могилы. Прямо – мы, туркестанские стрелки. Левее – кавказские. Справа – ставропольские и таманские казаки. Дальше темное пятно – это сады Петрусевича. Названы так в память об убитом в них генерале. Много здесь крови пролито…
И капитан стал креститься, с чувством читая молитву. Остальные последовали его примеру.
Пассажиры