Когда я бросила в воду последнюю очищенную ромбушку, пальцы уже были деревянными. Мелла пришлёпала ко мне, поцокала языком и покачала головой, помешав рукой клубни, фыркнула:
– Вот тут и тут плохо очистила! А ну доделай! Для королевского дворца готовим, не для крестьянской избы!
– Да разварится и видно не будет, – пробормотала я, но Мелла вдруг отвесила мне лёгкий подзатыльник и сказала, игнорируя мой вскрик:
– А ну! Поживей! Кто тебя только учил?
– Когда папа Карло, а когда никто, – бросила я с вызовом, глядя ей в глаза. Мелла нахмурилась, вздохнула:
– Эх, девка, жалко мне тебя… Пока обтешешься, шишек заработаешь. Глаза опусти-ка да дочисть. Уж пора супец ставить, а у нас конь не валялся!
А потом наклонилась ко мне и прошипела на ухо:
– Ты мне других не баламуть! Будешь слушаться – высоко подымешься, а если заерепенишься – быстро вылетишь отсюда, и путь тебе один! В заведение!
Страшно, аж жуть… Да отправьте меня уже в это заведение! Хоть посмотрю на него! Но в одном она права – ерепениться пока вредно. Надо нос пониже, а спинку попрямее сделать. Не унижаться, но и не выступать. Поэтому я послушно выловила несколько ромбушек и сняла последние кусочки кожуры. Мелла подхватила чан и кивнула:
– Теперь поди помоги нарезать фирань к супцу.
Фирань… Знать бы, как она выглядит. Я поднялась, уперлась ладонями в спину и попыталась прогнуться назад, чтобы размяться. Пальцы дёрнуло током. Ух болят!
Сжала кулаки несколько раз, приговаривая:
– Мы писали, мы писали, наши пальчики устали.
А потом направилась к единственному столу, где девушка с кудряшками из-под чепца сосредоточенно строгала длинные зелёные стебли. На порей похоже. Фирань, блин! Говорили бы, как нормальные люди, – порей и точка.
– Привет, – сказала я девушке. – Помочь?
– Ты не спрашивай, ты нож бери, – хихикнула она, подвигая мне часть стеблей. – Я Арика, а ты?
– Ксения.
– Тэ, что за имя такое? Откуда ты?
Я взяла нож и, подглядев, как она делает, принялась резать фирань прямо на столешнице, уже носившей следы лезвия. Ответила между делом:
– Издалека. А ты давно тут?
– Так три года уж! Четырнадцать мне было годков, когда меня отец продал дворцу.
– Ты тоже собственность короны? – фыркнула я, но Арика серьёзно ответила:
– Я принадлежу господину главному королевскому кухарю.