– А мне нравится эта нелепость, – призналась Мизуки. – Особенно, если она осмысленная.
Крыльцо впечатывалось внутрь дома, но так было не всегда. Дядя принял решение не восстанавливать его после третьего случая, когда растущий рядом клен при сильном порыве ветра своими ветками выбивал окна. Крыльцо с глухими стенами выглядело бы как большая спичечная коробка, а срубать клен считалось плохой приметой. До моего рождения дедушка много раз переубеждал дядю не сажать дерево вблизи дома, но тот в итоге не послушался. За четверть века оно выросло до пятнадцати метров.
Не успела моя рука дотянуться до звонка, внезапно открылась дверь. На пороге стояла упитанная женщина лет шестидесяти, с добрым и слегка уставшим взглядом. Увидев меня, она опешила, а поднос с ароматным чаем выскользнул у нее из рук.
– Коан, – едва вымолвила она. – Ты вернулась… А это… твоя подруга?
– Като Мизуки, – улыбнулась я.
Словно почувствовав резкую необходимость оповестить о моем появлении, женщина побежала внутрь дома.
– Познакомились, – проворчала подруга.
– Это Изэнэми-сан, – сказала я ей. – Сиделка дедушки. Очень славная. Она – единственная сиделка, которая пришлась ему по душе. Остальные либо сбежали из-за его… кхм, трудноватого характера, либо он сам их уволил.
В просторной прихожей ничего не изменилось. Та же деревянная вешалка, покрытая блестящим лаком, вытянутое зеркало, растущее с пола мне по макушку, татаки, полосой вылитый из бетона. Изэнэми-сан, затягивая белый фартук потуже, спешно открыла дверь-перегородку в гостиную и мимикой лица дала какой-то знак. Из гостиной раздалось мужское мычание. Восклицание, резкое, молящее, но из него не разобрать ни слова. У Мизуки перекосило лицо.
– Кто это? – шепнула она.
Я бросила на нее разбитый взгляд. Вместе мы зашли в гостиную, пока Изэнэми-сан трепетно стояла у фусумы, и из-под моих ног словно провалилась земля. В своем инвалидном кресле сидел дедушка, голова его дрожала, пальцами он гневно впился в ручки, а морщинистое лицо залило краской. Он смотрел на меня так, как никогда прежде. Непростительно и разочарованно. Это читалось в яростном взгляде. Дедушка, чьи неходячие ноги были заботливо прикрыты зеленым клетчатым пледом, продолжал что-то пытливо мычать, округлив глаза как два огромных блюдца, а я растерянно стояла, лишившись дара речи. Почему, почему он так зол? Не рад моему приезду? Я приехала слишком рано? Или слишком поздно? Может, следовало заранее предупредить его? Я заметила, как сильно он осунулся. Щеки впали, появилось больше морщин, и… что-то не так с его лицом. Сердце разрывалось от боли. Я не решилась