И, словно ирония судьбы, любовь в ее жизнь принес один из таких стариков. Она пришла к ней не где-нибудь, а на чердаке Джулиена.
Затем последовали долгие ночи их романтических встреч, когда под покровом темноты она приходила в дом на Первой улице и по шпалере взбиралась наверх, в комнату своего возлюбленного. Находилась та довольно высоко, но Эвелин наловчилась залезать в нее довольно быстро. Раскачиваясь на лозе, она бесстрашно поглядывала на оставшуюся внизу мощенную камнем дорожку.
Ту самую дорожку, на которую замертво рухнула бедняжка Анта. Но когда она поднималась по обвитой лианами стенке, это несчастье еще не произошло. Две ужасные трагедии – смерть Анты и Стеллы – ждали их еще впереди.
Вспоминая о своем восхождении к окну Джулиена, Эвелин, казалось, всякий раз ощущала под своими ногами густые и мягкие, как пушистый ковер, листья лозы, на которые она опиралась.
– О, chérie, радость моя. Дикарочка моя, – не без восхищения восклицал Джулиен, поднимая окно, чтобы впустить ее внутрь. – Mon Dieu, детка. Ты же могла упасть.
– Ни за что! – шепотом уверяла его она, ощущая себя в его объятиях в полной безопасности.
Даже Ричард Ллуэллин, мальчик, которого содержал Джулиен, об их отношениях никому не говорил ни слова, хотя многое мог порассказать. Правда, Ричард был приучен, прежде чем войти в комнату Джулиена, сначала стучаться в дверь. Много лет спустя Ричард Ллуэллин согласился поговорить с сотрудником из Таламаски, несмотря на то что Эвелин умоляла его этого не делать.
– Ну и что ты разболтал ему обо мне? – набросилась на него Эвелин, когда на следующий день Ричард явился к ней с визитом.
Ричард был слишком стар. Было очевидно, что он долго не протянет.
– Ничего, – ответил он. – Об этой истории я вообще ничего не говорил. Видишь ли, я боялся, что он подумает…
– Что? Что Джулиен был способен затащить в постель совсем ребенка вроде меня? – Она от души расхохоталась. – Тебе вообще не следовало затевать разговор с этим человеком.
Через год после этого случая Ричард умер, оставив ей в наследство свои старые пластинки. Должно быть, ему было известно о виктроле. Иначе зачем ему было оставлять ей старые пластинки?
Эвелин уже давно следовало отдать Моне маленькую виктролу, не церемонясь со своими ненормальными внучками, Алисией и Гиффорд. И угораздило же ее оставить и музыкальную шкатулку, и прекрасное ожерелье Гиффорд!
– Как тебе это только пришло в голову! – твердила она сама себе.
Как она могла сделать столь порочный выбор! Как могла оставить все Гиффорд и тем дать ей возможность извращенно все толковать и задыхаться от негодования, когда Эвелин произносила свое небезызвестное четверостишие.
– Зачем он настаивал, чтобы это осталось у тебя? – спрашивала ее Гиффорд. – Почему считал, что это возымеет на него какое-то действие? А потому, что он был колдуном. И ты это прекрасно