– Скажите... простите, не помню вашего имени... с ним ничего не случилось? Есть надежда?
– Надежда должна быть всегда, – фальшиво ответил Владимир. – Но куда же могла деться Марина Андреевна? Когда вы видели ее сегодня в последний раз?
– Последний раз, – машинально повторила Оля, а потом в ее горле что-то сухо хрипнуло, и она склонила лицо к коленям.
– Успокойтесь, ради бога, – произнес Свиридов, отставляя кофе и пересаживаясь из кресла на диван к Оле, – не надо... не надо так волноваться, особенно если все не так плохо...
Ему показалось, что прозвучало все это довольно жалко – сложно успокаивать, держа в себе болезненно саднящую ложь – и еще предчувствие, что отсутствие Марины Андреевны... не случайно и вовсе не так безобидно, как Владимир пытался убедить себя и Олю.
Девушка взглянула на него влажными от подступивших слез глазами и сказала неожиданно хрипло, почти грубо:
– Водка... есть?
Марина Андреевна исчезла. Она не появилась ни в этот день, ни на следующий...
Это было приблизительно в десять утра, во двор Илюхиного двора въехала черная «Волга», за рулем которой сидел лейтенант Бондарук.
К тому времени пробудился только Свиридов. Нельзя сказать, что его самочувствие было оптимальным, но при помощи холодного душа, бутылки пива и специального коктейля на основе куриных яиц, вызывающего подъем сил, он привел себя в форму и сел завтракать, перед тем растолкав перепившего накануне пресвятого отца Велимира.
В квартире Ильи ночевала и Оля. Она тоже, мягко говоря, не рассчитала своих сил в плане употребления спиртосодержащей продукции и уже к девяти вечера ходила по синусоиде, а потом написала струей баллончика с краской на двери своей квартиры: «Мама, я у Володи».
Свиридов, будучи по характеру достаточно веселым и коммуникабельным человеком – иногда даже чересчур, – все же не принял участия в пьянке Оли, Ильи и отца Велимира. Владимир давно заметил, что уже после третьей Илья и Афанасий приобретают почти идиллическое сходство во взгляде на жизнь и спаиваются в дружную компанию.
Свиридов не стал присутствовать при этом: природная беззаботность, в свое время задушенная «Капеллой» и только в последние годы начавшая еще как-то реанимироваться, изменила ему. Он не видел, как пьяный Илюха, столько натерпевшийся за этот день, прыгал на одной ножке вокруг истерически хохочущей Ольги и пел гнусавым голосом кукольного паяца: «Был беспечны-им и наивны-им чиррипахи юной взгля-а-ад... фсе-о-о вокруг казалось дивным... ы-ы-ы... триста лет та-аму назад!»
Свиридов не видел и не слышал, как отец Велимир громогласно хохотал над очередной серией эмтивишных мультипликационных идиотов Бивиса и Баттхеда и, подражая одному из них, кричал продолжающему клоунаду Илье:
– Слышь, баклан, это полный отстой!
Свиридов ушел в пустую квартиру Марины Андреевны и ночевал там. Правда, Оля пыталась нарушить его уединение незамысловатыми предложениями