Беньямин и Брехт – история дружбы. Эрдмут Вицисла

линией еще усерднее, чем я наблюдал в Париже»²⁰², нашел в журнале «Интернациональная литература» нападки Альфреда Куреллы на свою статью об «Избирательном сродстве» Гёте. В рецензии на специальный выпуск литературного журнала Les Cahiers du Sud с отрывками из книги Беньямина Курелла писал, что Беньямин пытается «представить романтизм в качестве основы творчества Гёте и объявить “власть архаических сил”, метафизический страх, преследовавший Гёте всю жизнь, источником его величия, – это попытка, вполне достойная Хайдеггера»²⁰³. Брехт не мог не отреагировать, написав на своем экземпляре журнала «Курелла / Немецкий Романтизм». Очевидно, Курелла не руководствовался соображениями лояльности, нападая на Беньямина, сотрудника Das Wort, известного писателя и ученого-антифашиста, и увязывая его имя с Хайдеггером, то есть косвенно обвиняя его в близости к нацистской идеологии. «Что за убогая статейка», – отозвался Беньямин²⁰⁴.

      Близость, даже взаимная симпатия, установившиеся между Беньямином и Брехтом, выражались в согласии по творческим вопросам и в замечательной откровенности суждений, выносить которые во «внешний мир» было бы чревато серьёзной опасностью. В разговорах они достойно преодолевали существующие разногласия, поскольку каждый из них прекрасно знал аргументы собеседника, и им было нечего друг другу доказывать. Данную Куртом Кролопом характеристику отношений Карла Крауса с Лилиенкроном, Альтенбергом, Ведекиндом, Лозом и Шёнбергом можно приложить и к Беньямину с Брехтом: именно интеллектуальная (и эстетическая) независимость каждого и стала прочной «основой подлинного союза, где оба полностью сознают, что их разделяет, но ощущают себя тем прочнее связанными тем, что их объединяет»²⁰⁵.

      Беньямин писал Китти Маркс-Штейншнайдер об обретении «самого доброго гостеприимства». Прожив в Сковсбостранде четыре недели, он так описывал свое интеллектуальное положение:

      Я бы многое отдал, чтобы Вы могли хоть раз заглянуть в мою комнату. Я обитаю здесь как в келье. К этому понуждает не обстановка, но обстоятельства моего пребывания здесь. Несмотря на крепкую дружбу с Брехтом, я стараюсь работать над проектом в полном одиночестве. В нем содержатся вполне определенные моменты, неприемлемые для Брехта. Я достаточно долго дружу с ним, чтобы сознавать это, и он достаточно внимателен, чтобы уважать мою позицию. Итак, все идет отлично, но не всегда легко оставлять за пределами бесед то, что занимает изо дня в день²⁰⁶.

      В тот же день, в письме Гретель Адорно, Беньямин жаловался на то, что рядом нет разделяющего его взгляды человека, в то же время добавляя: «Я чувствую благотворное действие понимания, с которым Брехт относится к моему уединению»²⁰⁷. Беньямин хоть и старался помалкивать о содержании работы о Бодлере, но все же обсуждал эту тему с Брехтом, чьи заметки подчеркивают разницу их позиций²⁰⁸. С другой стороны, видимое отсутствие интереса Беньямина к роману о Цезаре могло смутить его автора. Нехарактерную сдержанность можно объяснить занятостью: Беньямин писал Адорно, что «не прочел практически ещё ничего из “Цезаря”»,