О себе Сара, как обычно, не подумала.
* * *
Когда Качински, не выспавшийся, уставший, с тяжелой головой, в которой не было ни одной путной мысли, спустился в столовую, все, оказывается, уже позавтракали, за столом сидела одна Сара, подперев голову обеими руками, и ждала адвоката, чтобы спросить: будет ли он есть омлет или предпочтет что-нибудь серьезнее – куриную ногу, например.
– Кофе, – пробормотал Збигнев, – много и покрепче. Да вы сидите, Сара, я сам управлюсь.
– Не спалось? – участливо спросила Сара. – Я тоже плохо сплю на новом месте. Хотите таблетку аспирина?
– Нет, – отказался адвокат, наливая кипятку в чашку, куда он высыпал три ложки растворимого кофе. – Дело не в том… На новом месте я сплю прекрасно, мне часто приходится разъезжать. Я пытался представить, что произойдет, когда… то есть, если вы все подпишете бумагу. Что-то должно произойти, верно? Понятно, Селия об этом не думает, Михаэль тоже, Ребекка… не знаю, но вы-то, Сара, должны понимать, что подписи не могут быть формальным юридическим актом.
– Конечно, – отозвалась Сара, – мы станем другими.
– Другими, – повторил адвокат. – В том смысле, что почувствуете в себе новые способности?
– Нет… То есть, это тоже, конечно. Я имела в виду… каждый из нас станет другим человеком, если вы понимаете, что я хочу сказать. Чтобы сострадать, нужно иметь специфическую душевную организацию, вы согласны? Нужно чувствовать людей, интуитивно понимать их боль, желания… Есть это у Селии? Ни в малейшей степени. Селия и сострадание… Невозможно. И если Стив завещал ей именно это… в ней что-то должно измениться. Внутри.
– Что должно измениться в вас? – спросил Збигнев, отпивая из чашки. Прекрасный кофе. Ароматный, но, главное, крепкий, то, что сейчас надо. – Ведь что-то и в вас изменится, верно?
– Конечно, – неуверенно произнесла Сара, ей не хотелось меняться, никому не хочется, каждый привык к себе, такому, какой есть, она тоже привыкла. – Я много лет наблюдала, как Стив лечил, не зная того, кого лечит, только слушал голос по телефону, и часто это был не голос самого больного, а его родственника или друга. Не знаю, как это у него получалось…
«А я знаю», – хотел сказать адвокат, но промолчал.
– …но люди действительно выздоравливали… не всегда, впрочем, журналисты преувеличивали обычно… а я вела свои подсчеты… если точно, то выздоравливали примерно три четверти. Это много?
– Да, – сказал Качински. – Очень много.
– Я тоже так думаю. Стив чувствовал этих людей, понимал их больше, чем они сами себя понимали. Как он это делал на расстоянии? Понимаете, Збигнев, я боюсь… я просто боюсь… физически… когда это на меня обрушится… говорить с человеком и ощущать, как в его печени зреет опухоль…
– Стивен обычно не брался