– Посмотрим.
Верескин развернулся и на негнущихся ногах вышел прочь, с грохотом захлопнув дверь. Дома поручик велел подать вина и закрылся в гостиной. Он судорожно искал решения, но только наполнял стакан за стаканом.
Жизнь и смерть Верескина во многом известны благодаря лабзинскому архиву, в частности записи беседы с Николаем Васильевичем Ушаковым, в 1801-м полковым адъютантом конногвардейцев и довольно близким приятелем Верескина. Там же содержится несколько более или менее откровенных писем петербургских знакомых Верескина.
Сохранился довольно обширный материал мемуарных записей и писем современников. Из важнейших следует упомянуть воспоминания Августа Коцебы, письма барона фон Гейкинга и Константина Марковича Полторацкого. К сожалению, почти все доступные нам источники появились после событий Отечественной войны 1812 года, тогда же составлялся и лабзинский архив. Подавляющее большинство авторов не были непосредственными свидетелями – они основывались на пересказах из вторых-третьих рук, если не простыми слухами. Вполне естественно, что дошедшие до нас версии чаще всего далеко отклонились от истины, обросли как нелепыми домыслами, так и незначительными ошибками. Верескина, например, почему-то куда чаще называют кавалергардом, чем конногвардейцем.
Точность с полковой принадлежностью вовсе не гарантирует общей достоверности. Здесь трудно удержаться и не упомянуть известный курьез, прекрасную иллюстрацию зыбкости и ненадежности повествовательных источников, показатель того, как предвзятый подбор удобных мемуаров и воспоминаний позволяет прийти почти к любому нужному результату.
Частное письмо Александра Федоровича Анненкова к Ростиславу Филимоновичу Долгоухову, опубликованное в феврале 1906 года в журнале «Ребус», наделало много шума в среде оккультистов, спиритов и теософов. Александр Анненков приходился внучатым племенником Василию Александровичу Анненкову, штаб-ротмистру конногвардейского полка времен Павла I, чей рассказ и передает письмо. К моменту публикации ни Василия Александровича (разумеется), ни Александра Федоровича, ни Ростислава Филимоновича уже не было в живых.
Первая половина текста письма с незначительными вариациями пересказывает хорошо известное. Отставной калека капитан Свистулев (так в тексте) случайно узнает о заговоре. Поручик Верескин, спасая себя и соучастников, злодейски его убивает, причем рассказ в этой части полон садистских и совершенно невероятных подробностей. Следом изображается феерия в духе Гофмана:
«На вечернем построении полка разверзлась земля, отделив старших офицеров от основного строя. От трещины исходил невыносимый жар, удушливо воняло серой, вырывались языки пламени. Из огня появилась гигантская рука и обхватила поручика Верескина.
– Час возмездия настал! – завыл нечеловеческий голос, от которого тряслись здания казарм и вылетали стекла. – Отправляйся