Сзади хрустнула плоть, почти жалобно завыл гуль, наращенные когти крошились, тварь даже голову поднять не могла, и всё же пыталась снова и снова. Отвратительное зрелище, но как же оно притягивало взгляд! Невероятная борьба мёртвого за жизнь. С трудом я повернулась к остальным противникам: зомби играли в хозяина горы над моим жезлом. Вряд ли он рассчитан на такие испытания: проломится оболочка, сердцевина треснет, и я снова буду самым интересным объектом в обозримом пространстве. И с привязанным к жезлу куратора огоньком над макушкой.
Усилием воли я перегнала огонёк по другую сторону от бодавшихся зомби. Теперь, когда источник самого яркого света оказался в отдалении, небо казалось ещё более светлым. Ночь кончалась, а я всё ещё не в безопасности.
Решение пришло быстро, по накатанной дорожке, можно сказать. Крепче сжав остаток жезла, я поднялась на трясущихся ногах и пошла на зомби. Оборотень бился в них лбом, челюсть так и торчала чуть сбоку.
Подняв навершие, я поддержала его второй, тоже дрожавшей, немевшей от усталости и холода рукой и, следя за вертевшимся над телами оборотнем, прочитала заклинание подчинения. По башке врезали пыльным мешком, и в следующую секунду я поняла, что вывихнутая челюсть – это неудобно.
Зомби медленно – всё же четыре лапы неудобно с непривычки – приблизился. Огромная морда пахла кровью и мокрой псиной, его глазами я видела растрёпанную и грязную девушку, но не узнавала себя. Сунув навершие колючим обломком ручки в декольте, – шар неудобно потеснил груди, – я ухватила волка за челюсть и потянула, надеясь, что у него вывих, что удастся это поправить. Пальцы скользили по влажным клыкам, очень острым, гладким, большим. Мышцы натягивались, сумрачная боль отдавалась в моей челюсти, но я тянула, дёрнула.
«Да что б тебя!» – рванула сильнее, и челюсть со щелчком встала на место, прихлопнула пальцы. Я взвыла, стиснула зубы – и волчьи зубы сжались сильнее.
Вскрикнула – и волк раскрыл пасть. Пальцы болели чудовищно, я плюхнулась в грязь, зажимая их под мышками, раскачиваясь, кусая губу. Сердце заходилось от резкой, оглушающей боли. А потом пришла ярость: дикая, под стать оборотню. Он рванулся на мертвяков. Захрустели кости, трещала плоть. На миг я потерялась в этих ощущениях, в тошнотворном вкусе гниющего мяса…
К гулю оборотень подходил осторожно. Меня мутило и трясло, я не хотела впиваться даже чужими зубами в ребёнка, но не справилась бы с недобитым гулем магией: он мог стремительно нарастить когти и проткнуть меня.
Ветер трепал светлые пряди девочки – мягкие, нежные даже на вид, а рядом царапали землю чудовищные когти: тварь пыталась уползти. Оборотень обхватил тонкую шею зубами – под ними затвердевала хрустальная броня, я стиснула зубы – и скрипнул надломленный позвоночник, смялся. Сдерживая рвотные позывы, я, не глядя, приблизилась на несколько шагов и,