–Нет, мам. Это она ему рога убирает. Слышала, наверное, что Димка с Колькой завтра обезроживать его собрались, вот и…
Татьянка осторожно подошла к лавке, тоже потыкала пальцем в черепушку бычка, развела руками, улыбнулась растерянно
–Всё… Нету… И делать ничего не надо. Спасла теля от нелюдства этого…Умница!
Марина, не веря своим глазам, тоже пощупала теленка, уже вызвав недоуменное беспокойство Зорьки – под пальцами больше не было бугорков, темечко было гладким, только жесткие завитки кучерявились, как ни в чем не бывало.
– Ишь ты. Мне даже стыдно стало – малая и то понимает, что рог лишать нельзя. Больно. Только мужикам разве объяснишь… Ироды…
Она сняла Агнессу с лавки, натянула на ее озябшие ручки варежки и повела домой. Да вовремя – в калитку уже входила Алла, с интересом глядя на процессию – и откуда же ведут ее измурзанное дитя?
…
– Татьянк, слышь. А вы что с Коляном, детей не хотите что ли? Уж больше чем три года прошло, а все никак. Мне прям хочется, то б ты родила, двое деток лучше чем одно. Я б и сама, да вот не могу. Отрожалась.
Татьянка с Аллой сидели у печки прямо на полу – сбросили перину с лежанки, уселись – так хорошо, тепло, ласково грел их беленый бочок, даже в сон бросало. Тем более, что на улице вдруг замутила- закружила снежной пеленой, разом сменив не по времени пришедшую весну вернувшаяся зима. В доме они были втроем – на диванчике, укрытая пуховым одеялом спала Агнесса – остальные уехали в город с ночевкой, шла ярмарка, а продать было чего – творога наделали и сыра, да яиц набрали несколько сот, не говоря уж о сушеных грушах, яблоках и сливах, которых летом навялили видимо-невидимо. Да и кабанчика забили, кролей с десяток – короче работы там хватит всем, а дома они и вдвоем справятся.
Татьянка грустно глянула на Аллу, потом шмыгнула носом и вдруг заревела – громко, отчаянно, как обиженный ребенок, да так, что проснулась Агнесса и села на диване, терла глаза кулачками, не понимая что происходит. Алла всполошилась, вскочила, плеснула кипяченой воды в стакан, сунула Татьянке в трясущуюся руку
– Да что ты! Бог с тобой! Что ты ревешь, как глупая, случилось что?
– Бросит он меня! Слышишь? Честное слово – бросит! Он тут так и сказал! Знаешь, говорит, я так о сыне мечтал, надо что- то делать! А что делать-то? Я уж и так и сяк! Ничего не получается!
Алла снова села на перину, прижала к себе Татьянку, хоть качай, успокаивай, как маленькую. Та прижалась потеснее, вся мокрая, то ли вспотела, то ли от слез, горячая, всхлипывала, затихая. Рядом присела Агнесса, тоже губки дрожат, вот-вот заревет, да и у Аллы уже глаза на мокром месте – настоящие дуры, хорошо мужики не видят. Так и просидели минут десять, пуская слюни, потом успокоились, посмотрели друг на друга – и правда, дуры. Агнесса отодвинулась, странно посмотрела ярко- голубыми глазами на Татьянкин живот, потом подняла взгляд выше, к шее, потерла ладошки и положила их на руки женщины.
– Теть Тань.