– …Я все решу сама… – сказала она тоном, не терпящим возражения. – То уже не твое дело…
– …Прости, милая… – Он попытался взять ее за руку, но она отдернула ее. И что-то мгновенно, как будто какая-то электрическая искра пробежала по ее и его руке; так что оба вздрогнули одновременно.
– Я знаю, что говорю, конюший Иван Федорович Овчина-Телепнев-Оболенский… – сказала она жестко. – Слушай и запоминай.
– Слушаю и запоминаю…
– Все надо обставить так, мол, опасаясь за свое влияние при дворе старший регент Михаил Львович Глинский потребовал от племянницы, великой княгини, чтобы та удалила от себя фаворита… Только в этом причина конфликта, запомни, Иван. О нашем ребенке недолжна знать ни одна живая душа… Об этом знает еще только дядюшка, но своим знанием, советами, скопищем каких-то страшных иудейских тайн он обрек себя на вечное молчание… Ты меня понял, Иван?..
– Понял, великая княгиня…
– О ребенке нашем ни звука… Дядя не враг себе и племяннице, чтобы распространять слухи непотребные… Все должно на боярском разбирательстве представлено тобой так, что влияние на великую княгиню ее дяди… Слышишь, Иван, дяди, а не твое приобрело политический характер… Учти, что пока у регента дяди Михаила гораздо больше врагов, чем у конюшего, потому тебе и все карты в руки… Используй ситуацию против дяди… Свидетельства Юрия Дмитровского против него бесполезно использовать… А вот свидетельства князя Андрея Старицкого, боярина Михаила Захарьина, вместе с показаниями врача Николая Булева пригодятся в разбирательстве твоей Думы… Как Михаил Глинский опоил ядовитым зельем умершего государя Василия Ивановича…
Долго молчали. У конюшего все похолодело внутри, когда его возлюбленная не своим голосом спросила:
– Ты все понял?
Иван понуро склонил голову и с жалкой раздавленной улыбкой ответил таким же не своим голосом:
– Все понял…
Перед прощанием они не поцеловались даже, как всегда…
В начале летом 1534 года Елена Глинская тайно вытравила плод своей несчастной любви и вместе с этим навсегда утратила женский дар чадородия, проявлению которого уже не могли помочь никакие молитвы и никто на свете.
А через месяц-другой, 19 августа старший опекун Михаил Глинский по представлению боярской Думы был арестован, как участник заговора и пособник отъезда бояр, и препровожден в тюрьму, где вскоре был уморен голодом. У каждого человека есть своя расплату за измену и предательства. У смелого, амбициозного и тщеславного князя Михаила была своя расплата за череду предательств и измен в Литве, Москве, Смоленске. Михаила Глинского, с подачи фаворита правительницы, схоронили без всяких почестей в захудалой московской церкви, но потом все же племянницы одумалась, велела вынуть останки дяди из земли церковного погоста и отвезти их в Троицкую обитель, где для двоюродного деда младенца-государя