В основном, смущало меня, конечно, то, что, кроме этой травы, чувствовавшей себя вроде бы очень хорошо на безжизненной больной земле, никаких других растений не было. Только едва живые деревья слева и иссохшие кусты впереди…
Травинки качнулись ко мне будто под порывом легкого ветра, но правда была в том, что ветра здесь не было.
Ноги, где их коснулись тонкие стебли, обожгло болью. Ойкнув, я отступила, задирая подол платья, – на посиневшей от холода коже набухали кровью тонкие порезы.
Я попятилась.
– Наболотник, да? – спросила тихо. Никто ожидаемо не ответил, но это было уже неважно. Прятаться мне было негде, а вернуться обратно в воду я бы не заставила себя и под страхом смерти.
Доковыляв до ближайшего дерева, я тяжело опустилась на землю, прислонившись спиной к тонкому стволу. Влажное платье неприятно липло к телу.
Трава гневно шуршала, то ли ругаясь на себя за поспешность, то ли на меня за нежелание стать пищей.
Мне было все равно. Прикрыв глаза, я слушала, как кусты трещат совсем близко, а сквозь треск уже слышатся тоненькие жалобные подвывания и судорожные всхлипы, и просто надеялась, что это именно тот наболотник, о котором говорил Арис. И это сейчас ко мне спешит царская дочка, а не какая-нибудь местная нечисть, готовая заморочить меня, заманить в свое логово и съесть.
Луна, казалось, спустилась еще ниже, когда из плена цепких веток вырвалась заплаканная и запуганная девушка… девочка. Света стало больше, и я смогла разглядеть то, чего увидеть и не надеялась.
На вид ей было не больше двенадцати лет, быть может тринадцать. Худая, нескладная, как утенок, утративший детский пушок, но не обретший еще взрослой солидности. Глаза ее едва заметно светились в темноте изумрудной зеленью, почему-то будя во мне воспоминания о маме. Ее любимые серьги горели тем же чарующим зеленым светом, ловя солнечные лучи. Я помнила, как забавлялась, глядя на мамины старания подобрать платье под цвет ее любимых искрящихся изумрудов.
По повелению Аратана маму похоронили в них – единственная моя просьба, которую он выполнил. Тогда еще Пламенеющий надеялся, что я сделаю его королем…
Девчонка замерла, трусливо глядя на меня.
– Привет, – прохрипела я. Она отпрянула.
Откашлявшись и смочив пересохшее горло слюной, я попыталась исправить положение:
– Не бойся, я тебя не обижу.
– Ты кто? – громко спросила она, воинственно задирая острый подбородок. Голос ее дрожал.
– Рагда, – просто ответила я. Никаких титулов, никаких званий. Просто Рагда.
Только имя-то у меня и осталось.
– Кто? – растерялась девочка, хмуря густые русые брови, неожиданно отчетливо видные на бледном лице.
– Рагда.
Еще несколько мгновений она недоверчиво смотрела на меня, силясь что-то припомнить, потом призналась:
– Я не знаю такой нечисти.
И я рассмеялась.