– Рота-а-а, стуй! Кру-у-угом!
Рота остановилась. Несколько солдат развернулось было, но под «шишим—каньем» товарищей вернулось в исходное положение.
– Так нэ сдэлай!
– Таварыш лэтенант! Давай хватыт! – Ибрагимов бросил взводному, смотря вслед белобрысому бойцу, который в этот же момент самовольно вышел из строя и поплёлся себе в казарму, громко выкрикивая русский набор ругательств и «чмыря» всех и вся, кто всё ещё находился в строю.
– Разорёнкин делает «йок»6! – далее раздалось несколько возгласов, в том числе и на различных языках народов СССР, и вскоре всё воинское подразделение седьмой роты начало рассыпаться как горох, следуя дурному стадному примеру, один за другим. Пару минут – и все куда-то исчезли. Лейтенант бы мог бесполезно орать, брызжа слюнной пеной, но он сдержал себя, понимая, что будет смотреться донельзя глупо. Кровь ярости, вперемежку со стыдом поражения и отчаянием, ударила в голову молодому лейтенанту. Ведь это было полное фиаско его как командира. Сразу, с первого же дня.
«Ну, нет! Солдатскому „Блицкригу“ не бывать!» – решил юноша. И с разгораемой яростью, ринулся в расположение в поисках «неформального лидера», давшего «залп Авроры», спровоцировавшего бунт «на корабле». Разорёнкин лежал на койке, закинув ноги в сапогах на дужку кровати. Майер подскочил и рывком скинул солдата на пол.
Тот скривился от боли, подскочил в готовности сцепиться с молодым офицером.
– Солдат! Сейчас же я сдам тебя на гауптвахту!
Тот, язвительно ухмыльнувшись, изображая всем видом полное презрение, вышел из кубрика и куда-то отправился восвояси.
– Дневальный! – Майер не был намерен оставлять это вот так.
«Ночь длинна! Так что эти сутки будут для этого подразделения самыми длинными!» – безальтернативно решил он, чувствуя при этом свою практически полную беспомощность и прилив какой-то дикой всеуничтожающей ярости. Тогда он не знал, что через три-четыре года вот так же, как этот многонациональный строй, развалится и вся их многонациональная советская империя! А власть будет вот так же истерично и безрезультатно, под улюлюканье, как и он сейчас, пытаться «оседлать взбесившегося мерина»…
***
Немолодой тридцатилетний командир седьмой роты капитан Несветайло был в прекрасном расположении духа. Он вяло посмотрел в окно туманным от выпитой «пшеничной» взглядом, отхлебывая свежий, наваристый, ароматный куриный супчик с сочными мягкими кусочками моркови и нежной, тающей во рту, домашней лапшой… Его желудок, казалось, буквально пищал от удовольствия.
Уставший день озарял на прощание небосвод