В кабинете я достал никин дневник и записал – «сегодня седьмое сентября тысяча восемьсот восемьдесят первого года у меня и Георгия начались осенние учебные занятия в Гатчине».
Да, а почерк действительно изменился. Вроде эта и предыдущая запись сделаны одним человеком, но видны и явные изменения, буквы чуть больше, рука чуть увереннее. Казалось бы, изменения почти незаметны, а общее впечатление что прилежная ученица, или училка превратилась в директора школы. А когда сделана предыдущая запись, так 6 го сентября. Я вырвал последние листы за август и сентябрь, изорвал их на мелкие клочки и выбросил в корзину. Благо Ники писал в августе мало и пришлось вырвать всего пару листов.
Итак, что делать? Попробовать выработать старый вариант почерка? На это надо время, и кто-то обязательно заметит мои старания, во-вторых, будет противоречить версии рассказанной Русселю. Так, вести дневник я заканчиваю, хотя это тоже подозрительно. Всего за два часа я изменил почерк и акцент, перестал вести дневник, и отказался бегать с Джорджи на перемене, что как подсказала вторая память было тоже необычно. А сколько таких промахов я еще сделаю!
Стоп. Я размышляю об этой иллюзии, будто все на самом деле, а что, если сдаться. Закричать – я не Николай, я Андрей Трифонов. Возможно, приду в себя и потеряю вторую личность. А если это на самом деле. Если как в фантастической книге мое сознание переселилось в другое тело? Тогда после такого признания меня объявят сумасшедшим и еще решат, что я подмена, осуществленная революционерами. Не надо забывать, что всего полгода назад был убит отец нынешнего императора, после устроенной на него настоящей охоты. Почти десяток покушений за пятнадцать лет, что это как не охота. Царская семья укрылась здесь в низких, похожих на каюты комнатах второго антресольного этажа арсенального корпуса гатчинского дворца, с темными коридорами. Хотя в этом же корпусе другие этажи с великолепными парадными галереями и высокими красивыми комнатами. Они укрылись здесь как раненые зверьки в норках, и чувствуют себя наверно хоббитами в окружении враждебного мира средиземья. Так что, если признаю себя Андреем Трифоновым, они точно решат, что цесаревич убит, а я подлая подмена. Меня объявят умалишенным, запытают до смерти, пытаясь узнать имена пособников, и я назову кучу имен стремясь остановить муки, благо историк.
А с другой стороны, если я очнусь в психбольнице Ленинградской области, что меня ждет даже если в конце концов, выпишут? После скорее всего продолжительного пребывания в таком месте, вряд ли меня ждет не только университетская карьера, но даже учительство в школе. Скорее всего черная работа, за нищенскую плату до конца жизни. Нет! За жизнь царевичем во дворце, будь то иллюзия или реальность, стоит побороться!
Глава 4
Вперед, следующий урок математика. Я не плохо успевал в школе по этому предмету, даже как-то в восьмом классе участвовал в городской математической олимпиаде. Преподаватель говорил, что у меня