Они подробно обрисовали ему, что его ждет: запертые врата рая, ад с уготованными ему пытками. Они убедили его сразу в двух противоположных вещах: в том, что он получит отпущение грехов, если он как следует раскается и назовет сообщников, и в том, что его ждет вечное проклятие, если он скроет хоть малейшее обстоятельство происшедшего и не поступит так, как они приказывают ему от имени Всевышнего.
Под пытками он высокомерно заявил: если он скрывает что-то, что хотят от него узнать, тогда он рад тому, что будет лишен прощения и навечно пребудет виновным в отвратительном покушении, в котором раскаивается. Он объявил себя единственным автором содеянного, признал, что это намерение было внушено ему лукавым, что однажды некий черный человек пришел к нему и убедил его, что он должен это сделать.
Сказал, что это мучило его, пока он не исполнил задуманного, что после несчетное число раз раскаялся, и разрешил, чтобы его исповедь была оглашена, дабы всем стала известна правда.
Словом, его ответы и поведение привели к тому, что высокий суд, изучивший его жизнь с целью вынесения смертного приговора его телу, и два почтенных богослова, взявшиеся за него ради спасения его души, пришли к убеждению, что он один виноват, а его пособниками были его безумие и дьявол.
На мой взгляд, было что-то неподвластное объяснению, сверхъестественное в смерти этого великого суверена: некоторые обстоятельства, которые нельзя оставить без внимания, свидетельствуют о том.
Жалкое состояние, в котором пребывал убийца – его мать и отец пробивались подаянием, а он сам зарабатывал, давая уроки чтения и письма маленьким детям в Ангулеме, – должно быть принято во внимание, как и низость его ума, подверженного меланхолии и кормившегося лишь химерами и фантастическими видениями. От этого несчастье, постигшее нас, становилось еще больше.
Можно ли было помыслить, чтобы столь гнусный тип распорядился жизнью великого человека, имеющего на границах своего государства мощную армию и оказавшегося беззащитным перед презреннейшим из своих подданных в самой его сердцевине!
До тех пор Бог берег его как зеницу ока. И было отчего.
В 1584 году для покушения на него из Нидерландов прибыл капитан Мишо.
То же и Ружмон в 1589 году.
В 1593 году на него покушался Барьер.
В 1594 году Жан Шатель ранил его ударом ножа.
В 1597 году Давен из Фламандии и лакей из Лотарингии по этой причине были казнены. Были и другие покушения, но все неудачные: Бог не попустил к тому.
И вот, после стольких опасных случаев, счастливо избегнутых им, в расцвете сил, на пике славы, когда, кажется, он вне досягаемости смертных, Бог вдруг по какой-то непонятной причине возьми да и покинь его, позволя жалкому червю без роду без племени, умалишенному, предать его смерти.
За пятьдесят шесть лет до этого прискорбного события, в такой же день, 14 мая 1554 года, король Генрих II, попав в донельзя запруженную улицу де ла Ферронри – так