Речь шла лишь о том, чтобы исполнить волю великого государя перед народом, делая заявление в пользу Королевы, причем каждому было ясно, что ее супруг собирался его сделать прежде, чем отправиться в поход.
Все согласились, что это был лучший выход. Г-да де Вильруа и Жанен утверждали, что не следует медлить, Вильруа вызвался составить публичное заявление и скрепить его печатью; но канцлер с его сердцем из воска так и не подписал его. Он знал так же хорошо, как и другие, что следовало предпринять, но не был способен на это.
Он откровенно поделился своими опасениями с теми, кому доверял, объяснив, что не мог отделаться от мысли, что, скрепи он его своей восковой печатью, граф Суассонский выступил бы против него. В таких обстоятельствах следовало бы поставить на карту свою жизнь ради спасения государства, но Всевышний не каждому оказывает такую милость.
То, что предстояло делать, основывалось на справедливости и истине, и никакая опасность не должна была отвлечь от столь доброго намерения; тот, у кого сердце и рассудок были в ладу, хорошо знал, что опасаться нечего.
Но престарелый канцлер предпочел скорее подвергнуть государство опасности, чем отказаться от того, что могло обеспечить его собственную безопасность; слишком заботясь о своих интересах, он пренебрег интересами Короля и народа.
Парламент избрал другой путь: интересы страны заставили его сделать почти невозможное, чтобы обеспечить регентство Королеве, хотя прежде парламенты не вмешивались в подобные дела.
Среди всех этих волнений и трудностей, характерных для первых дней после столь крутого поворота событий, Королева, подобно утопающему, хватающемуся за соломинку, тайком послала распоряжение первому президенту д’Арлэ, человеку умному, храброму и обожавшему ее, собрать придворных и сделать все возможное для обеспечения регентства.
Едва получив послание Королевы, измученный подагрой старик покинул постель и велел доставить его к августинцам, где тогда заседал парламент, так как Большой зал Дворца готовили к торжеству по случаю вступления в права Королевы.
Палаты были собраны лишь тогда, когда туда прибыл герцог д’Эпернон, подтвердивший, что Король всегда желал сделать Королеву регентшей.
Самые мудрые из собравшихся представляли себе смуты, которые могли случиться, если бы в королевской власти хоть на миг образовалась пауза и появилось опасение, что Бог, отняв у нас покойного Короля, лишил нас порядка, необходимого для существования государства.
Было единогласно решено, что в этой обстановке опасно сидеть сложа руки и лучше сделать больше, чем ничего. Кроме того, кто бы посмел упрекнуть парламент в том, что воля Короля выполнена, ведь все, кто имел честь быть приближенными к нему, знали о ней?
Основываясь