И оно пришло.
Татьяна это осознала не сразу. На те микроскопические изменения, которые происходили с ней, она вначале не обращала внимания. Но постепенно элементы некой стабильности стали более отчетливо осознаваться. Появилось внутреннее спокойствие. Забытая когда-то улыбка все чаще стала появляться на ее лице. Уменьшилась гнетущая, давящая к земле слабость. Вроде бы мелочи, но и окружающие люди в ее восприятии тоже стали меняться, становится мягче, душевнее, отзывчивее.
Вот и сейчас, оставшись в квартире одна, Татьяна, анализируя происходящие изменения, погрузилась в размышления. Однако неожиданный удар в дверь, громкий и резкий, как будто бы что-то упало, заставил ее вздрогнуть. Прислушалась. В полуночной тишине больше не раздавалось никаких звуков. Внутреннее напряжение, смешанное со страхом, нарастало. Татьяна тихо, на цыпочках, не включая света подошла к входным к дверям и заглянула в глазок. Лестничная площадка была пуста, двери напротив закрыты. Осторожно и медленно, стараясь не шуметь, она приоткрыла дверь. То, что она увидела, ввергло ее в ступор, голос застрял где-то в глубине ее тела. На ступеньках, идущих вверх на следующий этаж, лицом вниз лежал мужчина в светлой рубашке. Нож торчал у него из спины. Густая темная кровь медленно вытекала из безжизненно лежащего тела.
Через три месяца после описанных выше событий.
В полутемном кабинете в глубоком кресле сидел человек в белом халате. Свет настольной лампы освещал приятное немолодое лицо и мятую тетрадь в его руках. Поза выдавала сильную усталость. Доктор Либерман Михаил Львович, как обычно, задержался после работы, чтобы завершить незаконченные за день дела: заполнить амбулаторные карты больных, проконтролировать работу своих сотрудников, врачей психотерапевтического отделения, подписать больничный листы, ответить на формальные письма чиновников от медицины…
За окном моросил дождь, и периодически ветви стоящего рядом клена, стучали в стекло. Общая атмосфера убаюкивала, клонила в сон. Но то, что читал Либерман в тетради, было очень интересно и не давало заснуть. Перелистывая листок за листком, Михаил Львович погружался в события печальные и даже в чем-то трагические. Исповедь измученной женщины. Безысходность, тоска и душевная боль. На каждой странице.
Михаил Львович прикрыл глаза, вспоминая молодую улыбающуюся женщину, одетую скромно, но со вкусом. Она не записывалась на прием в обычном порядке, а поймала доктора Либермана в коридоре отделения.
Приятный тембр ее голоса с вежливыми и в то же время интеллигентно-настойчивыми нотками просьбы: «Михаил Львович, вы не уделите мне пять минут?» – не предполагал отказа.
– Прошу вас, – Доктор Либерман правой рукой указал направление, где был его кабинет.
– Я подойду к вам через пятнадцать минут. Дела, знаете