– Да, повезло.
– Говорят, ты штуку баксов в лавку принес?
– Не так уж много. Я смотрю, быстро тут информация разносится.
– А ты думал. С тебя, между прочим, причитается.
Осташов подумал, что и вправду хорошо бы немного выпить. Он даже начал размышлять, что лучше купить – вино или водку? Но в этот момент на столе секретарши Кати замурлыкал телефон. Григорий снял трубку и, зажав ее рукой, сказал Осташову:
– Ну чего? Может, сухенького? У меня деньги тоже есть.
Только после этого Хлобыстин приложил трубку к уху и сказал в нее:
– «Граунд плюс».
Послушав немного, что вещали в трубке, Григорий с удивлением сказал Осташову:
– Володь, это тебя. Твой клиент, который квартиру купил. У него проблемы какие-то.
Трубка легла на повлажневшую ладонь Осташова.
– Алле, Василий? Это я, Осташов… Так. Так. А, понятно! Я-то испугался, думал с квартирой нелады. Понял-понял. Сейчас посмотрю.
Владимир положил трубку на стол и, заметно повеселев, сказал Хлобыстину:
– Говорит, забыл объектив от фотоаппарата.
Осташов прошел в угол зала, где сидел Наводничий, и, заглянув под стол, увидел на тумбочке небольшой кожаный цилиндр. Возвращаясь к Хлобыстину, он расстегнул молнию на цилиндре, внутри оказался искомый объектив.
– Алле, да, он здесь, на тумбочке лежал, – сказал Осташов в телефонную трубку. – Подвезти? Ну, наверно, могу. А куда? Погоди, дай я себе представлю. Значит, если смотреть со стороны Красной площади на ГУМ, то за ним, за ГУМом? Ты бы мог проще сказать: в Ветошном переулке. А как же он, по-твоему, называется? Ветошный и есть.
Владимир повесил трубку.
– Я так понимаю, сегодня мы уже не выпьем, – сказал Хлобыстин.
– Да, – виноватым тоном ответил Осташов. – Видишь, клиенту надо объектив отвезти.
– Да послал бы его. Пусть бы сам сюда тащился.
– Ну, уже согласился. У него времени нет, спешит куда-то. И главное, мне надо бы с ним еще поговорить о сделке. А с тобой мы выпьем. Завтра или, там, когда соберемся.
– Завтра не моя смена. Ладно, хрен с ней, с выпивкой. Давай, вали, я запру за тобой. Посмотрю телек, сегодня вроде футбол какой-то должен быть. Пива я себе заныкал.
Когда Осташов вышел из метро, солнце уже испускало на город последние, косые лучи. Владимиру нравилась Москва в это время суток. Так же, впрочем, как нравилась и во все другие отрезки дня и ночи. Вот и сейчас, пройдя через двор прочь от Площади революции, он остановился у Ветошного переулка и залюбовался тем, как дореволюционной постройки дома Никольской улицы по неизбежной кривой уходят от Красной площади в сторону Лубянки. Прохожих было уже немного, и Никольская, остывающая после жаркого дня, дышала легко и вольно.
Осташов, возможно, еще долго стоял бы, глядя, как в каменных складках улицы синий вечер растет, но лихой свист,