– Господи, да что вы за люди?! – Салли перекрикивает первые такты следующей песни. – Сколько еще детей должно пропасть, прежде чем вы…
Голос Салли обрывается – ей выключили микрофон. Музыка звучит громче: песня в стиле регги, любимая композиция Арчи. Я представляю, как Салли вежливо, но решительно выпроваживают из задней комнаты редакции местной газеты, откуда ведется передача. Разные культуры, напоминаю я себе. Когда в Англии пропадает ребенок, все сразу впадают в панику, думая о педофилии. Здесь мы надеемся, что малыш не забрел в колонию морских львов.
Три пропавших ребенка за три года. Слишком много, чтобы сваливать вину на морских львов.
Я слышу тихий вздох – Куини решила, что уже можно вернуться. Она прыгает на кровать и забирается в выемку между подушками. Я выключаю радио и включаю компьютер. Дождавшись, пока он загрузится, заполняю рабочий журнал за сегодняшний вечер и щелкаю мышкой по единственному документу, защищенному паролем.
До смерти мальчиков я никогда не вела дневник. Не было потребности, да и времени тоже – муж, двое маленьких детей и работа. Тогда моя жизнь была такой насыщенной, что мне в голову даже не приходила мысль о необходимости ее документировать. Но теперь, когда душа пуста, а жизнь бессмысленна, у меня появилась потребность регулярно записывать все свои действия, мысли и эмоции, словно для того, чтобы напомнить себе, что я все еще существую.
Я начала печатать. Я всегда подробно излагаю случившееся за день. Это помогает описывать свои чувства. Очень похоже на психотерапию – ежедневный выпуск отчаяния и ярости. Если честно, то в основном ярости, причем неизменно направленной на женщину, чья искромсанная фотография лежит у моих ног. На женщину, которая когда-то была моей лучшей подругой.
Когда мы познакомились с Рейчел, мне исполнилось восемь, а она была на несколько месяцев младше. Я шла по тропинке среди густо поросших травой кочек, такой узкой, что по ней мог протиснуться только ребенок. И вдруг увидела чей-то украшенный рисунком из бабочек зад, обращенный к небу. Вероятно, Рейчел услышала меня, хотя я старалась двигаться очень тихо, потому что она, не поворачиваясь, вскинула вверх грязную руку с обкусанными ногтями. Жест был исполнен такого величия, что я инстинктивно выпрямилась и развернула плечи:
– Что ты делаешь?
Она отползла назад, и я увидела маленькое круглое лицо с огромными синими глазами, молочно-белую, усыпанную веснушками кожу и очень длинные волосы, чуть более темные, чтобы их можно было назвать белокурыми. Брови девочки были приподняты посередине, словно она все время удивлялась, а оттопыренные уши торчали, как у эльфа.
– Драконьи яйца, – свистящим шепотом произнесла она. – Молчи, больше ни слова.
Удивившись,