– Разумеется, – кивнул головой Троил. – Иначе бы мы здесь не собирались. Я думаю, что каждый из присутствующих готов со всей ответственностью подойти к любому поручению, если оно во благо государства.
Гости одобрительно закивали.
– У меня вопрос, как ты справишься с собственным братом, – обратился к Аврелиану Анфемий. – Евтихиан, насколько я знаю, предпочитает слыть другом готфов.
– Если бы я мог положиться на брата, то не обращался бы к вам, – Аврелиан опустил голову. – Но все же я надеюсь, что у него хватит здравого смысла оценить опасность Гайны.
– Как странно, – вздохнул Троил. – Два брата, и прямо противоположных убеждений…
– Мы получили разное воспитание, – ответил Аврелиан. – Евтихиан рос еще в Испании, а я – уже в Константинополе. И учителя у нас были разные. Но мой брат – порядочный человек. Я надеюсь, что мне удастся его переубедить.
Вошедший мальчик-слуга вновь наполнил кубки вином.
Затем разговор перешел на частные семейные вопросы. Аврелиан пожаловался на невестку-вáрварку, которая дурно влияет на его брата Евтихиана, а он совсем потерял голову, так ее любит. Анфемий рассказывал, как его старший сын осваивает премудрости риторики, а Троил со знанием дела давал советы, как лучше построить обучение. Флорентий вспоминал поездку в Афины и сокрушался, что древняя колыбель наук теперь уже не та, и Синесию было приятно услышать похвалы Александрии.
Расходились, когда уже стемнело. Троил, зная, что Синесий пришел пешком, дал ему в сопровождение слугу-сирийца с факелом. Возвращаясь по темным улицам и следя за тем, как скользит по стенам домов его собственная выросшая до гигантских размеров тень и как кружатся в фиалковом небе летучие мыши, Синесий думал, что христиане в общении бывают очень разными, и что если смотреть на их обычаи с такой же вольностью, как Анфемий, то, пожалуй, и сам он не отказался бы присоединиться к их числу. Аврелиан вызывал у него глубокое уважение как истинный гражданин, но тот буквализм, с которым он воспринимал противоречивое, во многом нелепое учение галилеян, его немного пугал. Впрочем, Аврелиан едва ли интересовался философией. Тому же, кто, подобно Синесию, потратил годы на ее изучение, совершенно очевидно, что христиане слепо копируют мысли Платона и его последователей, примешивая к философским умозрениям свои небылицы о воскресении человека во плоти, хотя главное остается неизменным:
…Тот, кто сам себе начало,
Управитель и родитель,
Нерожденный, совершенный,
Восседает бог предвечный
Облечен бессмертной славой.
Он – единство в единенье
И первичная монада…
– вспомнились ему слова гимна, сочиненного в Александрии и понравившегося самой Ипатии.
Однако принадлежность к этой, ныне господствующей, религии, открывает все двери и возводит на высоты… Синесий прежде не думал о служебном продвижении, – напротив, он даже написал стих, в котором