– Вы кто? Чего надо, у меня нет ни денег, ни добра! Монах я, монах, слы-ы-ышите, отпустите?! – вопил Фома.
Резкий и противный запах ударил в нос, по глазам провели словно шерстью жесткой кисти, оттряхивая облепленную грязь, что отваливалась кусками.
Болтаясь из стороны в сторону, монах открыл глаза и развернув голову, обнаружил прямо перед собой ужасное существо, размером с корову, которую поставили на задние лапы, с загнувшимся толстенным хвостом, которым невиданное существо стряхивало с лица Фомы остатки грязи.
Грубый и насмешливый голос произнес:
– Ну что братик, такой же черный, как и я? Давай дружить! – затем лохматое существо хлестко шлепнуло Фому по ноге хвостом, от чего он затрясся и завопил снова.
– Ты кто такой? Поставь меня на землю, я монах, меня нельзя!
– Монах он, ха-ха! Монахи сидят да молятся, а не по кустам дрыхнут. Брат ты мой черный, ты вот в Петров двор ходишь, да Фроську мучишь. Прекрати, а то хуже сделаю! Считай нашу встречу предупреждением. Ефросинья моя! Нечего возле гроба ее бормотать, всю жизнь нам служила, а тут ты приперся да отнять ее задумал, смотри мне! Сейчас же топай в свой монастырь, да сиди невылазно, а то покажу!
Фома протер глаза и рассмотрел существо. Морда его больше походила на свиную, но что-то шевелилось в ней человеческое, вместо ушей торчали рога, вместо пальцев согнутые острые когти, а под крючковатым хвостом виднелись копыта. Существо воняло хуже помойной ямы, но слова произносило с хорошо поставленным произношением, что делало его еще ужаснее.
Монах почувствовал, что рогатая тварь отвязывает веревку на суку и через мгновение полетел вниз, больно ударившись носом о камень. Лежал и не шевелился от страха, а мохнатое копыто придавило его щеку плотно к земле:
– Смотри отец! С нами шутки плохи, лучше прекрати, Фроська моя!
Монах закрыл глаза и стал молиться, внезапно копыто испарилось. Поднял голову, потер вдавленную щеку.
В кустах послышалось:
– Ефросинья моя! Моя-я-я!
Сердце вылетало из груди, тело тряслось. Открыл глаза и вздохнул, обернувшись от удивления, обнаружил, что сидит снова под стогом сена в центре поляны, на ветвях поют птички, на земле лежит нетронутая сумка.
– Неужели приснилось? – почесал голову и встал.
Ой-ой, какой ужас бывает во сне, такого не придумать, пойду-ка лучше дальше.
Сделав шаг, ощутил пронзительную боль в ногах. Задрал подрясник и штаны