Он вдруг ясно осознал, почему у него всегда бывало так паскудно на душе после мастурбаций: здесь семя хоть и не попадает в самку, но, забранное в искусственную вагину, по крайней мере предназначено к попаданию по конечному, естественно заведенному в природе адресу. А его семя, которое он смывал со своего члена над раковиной в ванной комнате, пропадало зазря.
Данила был уверен, что в его возрасте абсолютно все нормальные люди уже онанизмом никогда не занимаются, а ведут замечательно регулярную половую жизнь. Трахаются хоть раз в неделю.
Так уж складывалось, что у Данилы почти никогда не было постоянной подружки. Некоторым из редких женщин, с которыми ему случалось сходиться, не очень‑то нравилась его нерешительность. Они проводили с ним время, но как‑то с оглядкой – с оглядкой по сторонам, и в итоге высматривали себе на стороне кого‑то еще, кто им больше подходил.
Другие девушки, которых в Даниле все устраивало, удивительно быстро смекали, что он не готов к браку, и из‑за этого тоже теряли к нему интерес – притом что большинство из них, казалось бы, и сами не торопились замуж, по крайней мере, большинство из них находило удобный момент как бы между прочим заявить ему об этом. И в таких случаях Данила всегда ловил на себе их испытующий взгляд, они говорили, что не стремятся скорее под венец, но что‑то в их поведении свидетельствовало о том, что это говорится ими лишь для того, чтобы вызвать и распознать некую реакцию с его стороны. А какая, думал Данила, с его стороны может быть реакция? Реакция понятная – он тоже против женитьбы, кто же в двадцать с небольшим сам свою шею в хомут сует? Это же просто глупо! Об этом он и сообщал девушке, с радостью думая, что, похоже, на сей раз ему попалась не нацеленная на свадьбу маньячка, а нормальная девчонка, которая, как и он, не забивает себе голову дурацкими планами. Однако благоволящие ему девицы, которых все в Даниле устраивало, после этого (так уж выходило) с ним больше не встречались. Они оказывались заняты срочными делами, ближайшее запланированное свидание бесконечно откладывалось, и в конце концов очередная его пассия безвозвратно растворялась в окружающей жизни. «Что за невезуха!» – подумал он, подытоживая мысленный обзор краткого списка своих любовных гонок. Вернее, обзор перечня своих сходов с дистанции. Ему и в голову не приходило, что в счет следовало бы принять также ничуть не меньший список им самим отвергнутых девушек – не важно, сразу ли отвергнутых, даже не допущенных до старта, или тех, с кем он разок‑другой встретился, а потом тихо отправил на вечную штрафную стоянку. Данила не допускал мысли, что в системе его взаимоотношений с противоположным полом эти бедняжки могут иметь какое‑либо значение. Забракованные, они и есть забракованные, полагал он, факт их отставки нельзя причислить к мужским победам,