Марея, одна из его дочерей, облаченная словно эштарский воин, откровенно мяла пышную грудь перепуганной наложницы. Взглянув на отца, девушка усмехнулась и показательно провела рукой от груди по женской талии к бедрам, а затем, перевернув беспомощную в ее руках наложницу, шлепнула ее по попе, чтобы с веселой улыбкой понаблюдать, как всколыхнется пышный женский зад.
– Доброе утро, отец! – сказала Марея, тут же погладив место удара, явно не желая прекращать свою забаву. – Ты собираешься сделать мне братика?
– Я выполняю свой долг – создаю крепкое потомство, – спокойно ответил Мэдин, скрестив руки у груди. – А что тут делаешь ты, еще и в таком виде?
– О! Это мне надо с тобой обсудить, – ответила девушка, став серьезной. – Наедине.
Отпустив наложницу, она встала и подошла к отцу, что наблюдал за ней, не скрывая гордости.
Марея была высокой, и ей едва нужно было вздернуть свой чуть курносый нос, чтобы посмотреть отцу в глаза. Плечи у нее были широкие, как у тренированного мальчишки ее лет, а грудь легко пряталась под доспехом; если бы не черная коса до пояса, она могла бы назваться мальчишкой, и под «его» строгим взглядом никто не посмел бы это оспорить.
Единственный ребенок его жены. Не улыбаться, глядя на нее, Мэдин не мог, да и нравоучать ее тоже не получалось.
– Заходи, – коротко ответил он, толкнув ногой дверь, ведущую в кабинет, а сам посмотрел на перепуганную наложницу.
Тоненькая девчонка отползла от края, обняла колени и с ужасом смотрела то на своего господина, то на его дочь, что, обернувшись, показательно облизала палец, прежде чем уйти.
– Господин, я…
– Уходи, – совершенно равнодушно заявил Мэдин.
– Но…
– Обруч возьми в столе сама. Мне некогда с тобой возиться.
Наложница дернулась вперед и, встав на колени на кровати, подняла на него огромные влажные от слез глаза.
– Господин…
– Не начинай. Я сразу сказал, что меня твои чувства не волнуют, родишь мне сына – тогда поговорим, а теперь убирайся из моих покоев, живо!
– Ты очень груб, отец, – хихикнула Марея, когда будущий король закрыл дверь. – Она, может быть, мечтает о твоей любви, а ты…
– Я не виноват, что она дура и не усвоила, что любить я никого не собираюсь, – коротко ответил Мэдин и, сев за стол, строго посмотрел на дочь, что сидела, широко расставив ноги и положив на колени меч, чтобы тот не мешал ей удобно расположиться в кресле. – Ты решила окончательно кого-то разозлить?
– Тебе это не нравиться? – удивилась девушка и тут же усмехнулась, понимая, что отец явно говорит не о себе, а если злится не он, то ей об этом можно не волноваться.
Злиться на Марею Мэдин не умел. Он любил в ней все. Ее карие глаза формы миндаля были воплощением смелости и ума, а ее улыбка так напоминала улыбку Лен-Фень, что обезоруживала