– Ты – сын сбежавшего короля, – прошептал мужчина надменно. – Ты должен был убить его. Тогда и трон мог бы стать твоим.
– Эеншард всего лишь трус, не принявший смерть от твоей руки, – поддержала женщина. – Так о каком праве на трон может идти речь?
– Что? – не поверил своим ушам Мэдин. – Ты не можешь хотеть, чтобы я убил отца…
– Я безумно этого хочу, – прошептала женщина и, протянув к нему одну из окровавленных рук, коснулась ледяными пальцами его лица, то ли чтобы ощутить жизнь в его теле, то ли чтобы оставить на нем кровавый след. – Я больше всего на свете желала, чтобы ты убил его, уничтожил на глазах у толпы, а потом перерезал бы глотки всем его детям и только тогда стал настоящим правителем Эштара.
– Бред, – выдохнул Мэдин, отстраняя женщину. – Вас вообще нет! Вы давно мертвы. Это единственное, что мне стоит понимать!
– Тебя тоже нет, – вдруг уверенно ответил мужчина и отвернулся.
Принц озадаченно развел руками, не понимая, как стоит реагировать на такое заявление, и вдруг вздрогнул от глухого звука траурного колокола. Его монотонный глухой удар охватывал весь дворец и разлетался эхом по опустевшим залам.
– Он провожает твою душу, Мэдин Клен Дерва, – сказал Шад жестким уверенным голосом и исчез вместе с дочерью.
– Бред, – снова прошептал Мэдин и бросился прочь, пытаясь найти хоть кого-то, кто сможет развеять страшное наваждение.
Южное крыло было совсем пустым. Не было ни стражников, ни слуг. В гареме не было ни одной женщины, а в детских комнатах не было даже мебели, словно у него не было ни сыновей, ни племянников.
– Бред, – все равно повторял он, понимая, что даже рассвет куда-то исчез, и лунный свет стал таким тусклым, что ничего уже нельзя было различить.
Именно поэтому отблеск света в коридоре быстро привлек его внимание. Осознав, что огонь горит в тронном зале, Мэдин перешел на бег и буквально ворвался внутрь.
Сердце у него тут же застыло. Пол был залит свежей кровью так, словно здесь только что отрубили тысячи голов, но успели убрать их все, оставив только алые брызги, переливающиеся от огня в огромных чашах у трона, на котором сидел сам Мэдин, пронзенный мечом рода Шад.
Его длинные вьющиеся волосы были растрепаны и окровавлены. Смуглое благородное лицо искажено гримасой ненависти и боли. Карие глаза с медовым отливом были залиты кровью, но заглядывать в них было действительно страшно, потому что это были его собственные мертвые глаза.
«Этого не может быть», – думал он едва дыша.
Очередной удар колокола, прокатившийся по залу, заставлял Мэдина пошатнуться и отступить, приходя в себя.
– Бред, – прошептал он, а тело на троне качнулось и рухнуло в кровавую лужу.
Кровь же продолжала прибывать, словно из одного человеческого сердца она могла вытекать бесконечно. Она заливала Мэдину