– Мне не найти никого лучше, чем девушка из эргского рода, и в любом случае я хочу жениться на Эйтин, если только смогу. И я все равно никогда не стану священником, отец. Прости. Это не по мне.
– Позволь напомнить, это я помог тебе уйти из монастыря и поступить на службу к тидиру.
– Знаю, прости. Прости, что огорчил тебя, – сейчас он чувствовал себя грешнее, чем когда-либо. Стыдно было даже взглянуть епископу в лицо. Рольван опустил взгляд на дно своего кубка и попросил: – Скажи, чего ты хочешь, и я все выполню.
– Успокойся, – ласково сказал епископ. Глянув искоса, Рольван понял, что он улыбается: – Ты вовсе меня не огорчил. Я горжусь тобой, Рольван, горжусь, что могу называть тебя своим сыном. Это и есть причина, по которой я нарушил обещание и все-таки попросил тидира о тебе. Для меня важно – подумай, ты и сам мог бы догадаться, – чтобы это был именно ты. Извести дрейвов, наконец-то избавить от них наш народ – это мое дело, не только потому, что я старший епископ. Это было моим делом задолго до того, как я стал священником, с тех пор, как в сражении с ними я впервые принял на себя командование вместе с еще теплым мечом из рук моего умирающего отца. Тогда как раз стало ясно, что легионы ушли навсегда и мы остались сами по себе. Дрейвы решили, что наступило их время. Они лезли буквально изо всех дыр. Это была война не на жизнь, а на смерть. Мы победили, отстояли Лиандарс. Твари попрятались в свои норы и не вылезали оттуда много лет. И вот теперь они снова поднимают голову, а я уже стар. Разве так уж непростительно для старика – желать, чтобы сын принял меч из его руки и продолжил бой?
Он замолчал и дрожащими руками поднес ко рту кубок. Рольван, пристыженный, с пылающими щеками, попросил:
– Прости меня.
– Не извиняйся. Нам стоило немалых трудов раздобыть те сведения, которые мы имеем. Тидиру это стоило супруги. Но теперь, если Мир будет милостив, возможно, удастся накрыть их всех одним ударом. Если сумеешь, Рольван, ты этим сделаешь для славы божьей и для пользы народа больше, чем смог бы за всю жизнь, если бы остался в монастыре! Будь моя воля, я поручил бы тебе одному командовать в этом походе. Я верю, что ты избран для этого, мой сын.
Статуя Мира не зря усмехалась сегодня вечером. Рольван склонил голову. Виноградные лозы на мозаичном полу вились, как змеи, из-за трепещущего света они казались живыми.
– Обещаю, что не подведу тебя, отец.
Глава вторая, воинственная
Время же они отмеряют не днями, а ночами; год делят на четыре части, в соответствии с движением солнца, и отмеряют каждую из частей праздником, во время которого жгут костры и призывают своих богов, дабы те благословили скот их и детей. Во время весеннего праздника дрейвы собираются в освещенном месте, которое считают центром острова и всего мира. Сходятся сюда и тяжущиеся со всей страны, и дрейвы производят суд и решают дела, и нет никого, кто не подчинился бы их определению или приговору. Приходят и те, кто желал бы