Остров называется Стáричков в честь птиц-стáриков, которые гнездятся на обрывистых склонах. Но самые заметные его обитатели – тихоокеанские чайки, заполняющие все акустическое пространство пронзительными склочными криками, а также деловитые топорки с огромными яркими клювами. Топорки кружат над островом, как пчелы над ульем; в полете каждый из них выглядит так, будто спешит по какому-то очень важному делу, но, если проследить за птицей взглядом, нередко выясняется, что она просто летает кругами.
Стариков днем не увидишь – они либо в море, либо тихо сидят на гнездах, зато в сумерках у них начинается веселье. Их колония располагалась как раз над нашим жилищем, и по вечерам казалось, что там происходит какой-то гномий праздник: невидимые в темноте существа шуршали, шумели, переговаривались, перелетали туда-сюда. А в конце июля у них начинался сход птенцов. Птенцы стариков сходят на воду вскоре после вылупления, ночью, чтобы не попасть на зуб (точнее, в клюв) прожорливым чайкам. Происходит это так: родители слетают на воду и начинают звать птенца звонкими чирикающими свистами, и он бежит на зов, непрерывно отвечая им, чтобы не потеряться. Время от времени птенцы по ошибке забегали в нашу хибару, и мы бережно относили их к воде.
Вершина острова Старичков почти плоская и покрыта травой в человеческий рост, процветающей на отходах жизнедеятельности бесчисленных чаек. Но добраться до вершины не так-то просто – приходится лезть по крутому склону, да еще вызывая этим активное неодобрение птичьего населения. Топорки в целом довольно безобидны – максимум могут с перепугу упасть на голову, от неожиданности неловко стартанув в воздух. Зато чайки – настоящая напасть: они с возмущенными криками кружатся над тяжело пыхтящим, с трудом карабкающимся по склону человеком, стараются нагадить ему на голову, а особо агрессивные могут даже ударить клювом в макушку.
На следующий день после заброски мы впервые залезли на вершину и выбрали наблюдательную точку на мысу. Смотрит он ровно на восток, но Сергей, решительно взявший на себя руководство наземными наблюдениями, назвал его «мыс Северный». С него наблюдатели должны были в бинокль обозревать акваторию и по рации сообщать лодочной команде о появлении косаток. Команда эта, в которую входили Хэл, Бурдин, Коля и кто-то из студентов, обшаривала окрестные бухты или просто болталась в море, ожидая сигнала сверху.
Болтанка в дрейфе оказалась нелегким испытанием для сухопутных студентов, и привычные к качке морские волки поглядывали на нас с легким сочувствием и брезгливостью. В итоге меня стали брать в лодку чаще, чем Карину, так как меня меньше укачивало – возможно, потому что у меня за плечами было уже два морских перехода с Камчатки до Медного. Во время первого из них я сутки не вылезала из койки, и, когда мы наконец встали