Когда почти дошли до очередного кордона, Алиса встала на углу здания, прижалась спиной к стене так, чтобы беспорядочно снующие люди ее не задевали. Мика с госпожой Марией подошли почти сразу, Марко подоспел через несколько секунд.
– Чего стоишь, русская?
– Наблюдаю. Помолчи, пожалуйста, две минуты.
Алиса смотрела на мужчин в синей униформе, которые держали переход закрытым.
Она вспомнила, как в прошлом году в день белградского прайда оцепили центр по периметру маршрута радужной колонны и выставили кордоны. Было воскресенье, и полицейские были так же недовольны, как и люди, которые хотели пройти в кино или любимую кофейню, а вынуждены были разворачиваться и на ходу менять планы.
Алиса тогда не попала в единственный открытый супермаркет на районе, который по воскресеньям закрывался в три, и до понедельника дома оставался только кофе. Она подошла к оцеплению, чтобы узнать, что к супермаркету сейчас нет ни одной открытой дороги, угостила мрачного полицейского по имени Жаре зажигалкой и минут десять поговорила с ним о том, что в охране улиц после футбольного матча между «Партизаном» и «Црвеной звездой» стоять хуже, и что так-то он ничего против не имеет, пока «эти» занимаются своими «этими штучками» дома за закрытой дверью, а вообще известно же, что главный человек на букву «п» в стране – президент Вучич, который отъел себе щеки хоть на хлеб намазывай.
Интересно, в каком карауле стоял сегодня Жаре. Знал ли он, как вешали вчера чучело из радужного флага вместо людей, которых он в прошлом году должен был охранять.
– Ты кого-то знаешь из тех парней, Маки?
Алиса кивнула в сторону кордона. Марко прищурился, присмотрелся.
– Не признаю вроде.
– Тогда подойди к ним, пожалуйста, вон к тому, второму справа. Поговори.
– О чем?
– Спроси, какие улицы перекрыты, куда отсюда вообще можно сейчас попасть.
– А куда мы хотим?
– На Баньицу, – сказал Мика.
Оба повернулись к нему, и Марко поцокал языком:
– Тебя не спросили, танцор балета.
Мика ему не ответил, посмотрел на Алису. Она встретила его взгляд и едва заметно кивнула. Они дали друг другу обещание, каждый свое. Ее танцевальные кроссовки остались в квартире, ее час в бережных руках Мики остался в разоренной школе, и не было совершенно никакого смысла требовать, чтобы обещания мирного времени имели хоть какой-то вес, когда горит город. Но ее обязательство Мике было сделано принесено после того, как их время разломилось надвое, разделилось на «до» и «после». Все слова данные «после», должны были исполняться, иначе какая вообще цена могла быть у слова? А кроме слов у Алисы никогда ничего и не было.
– На Баньицу, – сказала она. – Спроси их про Баньицу.
– А чего не ты?
– У меня акцент. Примут опять за словенку, проблем не оберемся. А даже и за русскую, я же не знаю, кто у них сейчас в фаворе.
Она умолчала о том, что знает таких мужчин,