Для настоящего издания отбор материалов и уточнение структуры сборника, сверка документов и подготовка списка авторов свидетельств и корреспонденций (он отсутствовал в издании 1993 года), а также ряда комментариев проведены составителем. Примечания в разделе «Латвия» подготовлены при участии рижского историка Григория Смирина, в разделе «Литва» – при участии историка Ильи Лемпертаса. Отдельные факты уточнены директором Музея Холокоста (Харьков) Ларисой Воловик и заместителем директора Института иудаики (Киев) Юлией Смилянской.
Украина
Киев
Жизнь в оккупированном Киеве
Воспоминания И. С. Белозовской
Говорить о причине – почему я оставалась в оккупированном Киеве – трудно, а может быть, излишне. Прежде, до оккупации – это была общая причина, теперь она является ничтожной и незначительной. Все не верилось, что этот кошмар наступит, мы, как утопающие, хватающиеся за соломинку, жадно ловили по радио: «Киев никогда не будет сдан», верили и надеялись… 17 сентября 1941 года, когда наши войска в массовом характере начали отступать, гул преследующих немецких снарядов, огонь и дым от горевших зданий все еще меня целиком не убедили, что наступил крах, что прекращается жизнь. Слово «жизнь» тогда имело свое значение. Впоследствии это значение притупилось.
Слишком часто или даже постоянно она была близка к смерти и потому потеряла свою обычную окраску.
19 сентября, когда немцы начали заходить в город и когда по обе стороны тротуаров (по Красноармейской, возле Владимирского базара) стояли люди с льстиво-радостными, подобострастно-угодливыми лицами, встречая «освободителей» своих – немцев, которые несли им «большую жизнь», тогда я уже чувствовала, что жизнь от нас уходит, наступает мучение. Мы все были в мышеловке. Куда деться? Пути все были закрыты.
Я ушла на Подол к своему пятилетнему сыну, который был у родных мужа. Мои родные: две младшие сестры с тремя детьми – у одной двое – пять с половиной и три с половиной года, мальчики, у другой один – три с половиной года. Мать и отец мотались из одной квартиры в другую, то у сестры на улице Гершуни[6], то в моей квартире на Тверской, 13. Муж мой был с ними на Тверской. Они сидели вокруг него, им казалось, что он их спасет от неминуемого (он русский)[7].
Через несколько дней отец мой вышел зачем-то на улицу и не вернулся – начали уже ловить на улице мужчин-евреев, будто бы на работу. На следующий день, когда был издан приказ о сконцентрировании евреев всех в один пункт для отправки куда-то, сестры моего мужа пошли и забрали его силой к себе, они боялись за его жизнь. Можно себе представить картину, когда мои сестры, трое маленьких мальчиков, мать (отца уже не было) громким