– Даже будь это возможно, никто из вас не владеет волшебством, – высокомерно заявил Сеиф.
Но Зафира владела волшебством – владела задолго до того, как даже поняла, что умеет.
– Каждое пламенное сердце сожжёт всё на мили вокруг, – продолжал Сеиф.
– Может, я и не жила в эпоху волшебства, но даже я знаю, что магия – врождённая, – сказала Кифа. – Нам нужно будет совершенствовать наши навыки, но это не значит, что мы будем странствовать по Аравии с пустым мочевым пузырём.
– А другой аналогии не нашлось? – спросил Сеиф.
Кифа закатила глаза:
– Ханжа.
– Лев придёт за остальными сердцами, – сказала Айя, возвращая их к более насущному вопросу. – Одно-единственное сердце бесполезно без остальных.
Мудрые слова, Зафира понимала это, но почему-то чувствовала, что сердца не были главной целью Льва. Пока нет. Она вынула Джаварат из сумы, коснулась пальцами гривы льва, и ей тут же полегчало. Даже там, на Шарре, Лев был сосредоточен на поисках книги. Зафира сомневалась, что в противном случае им удалось бы сбежать даже с одним сердцем.
«Твоя уверенность поражает, бинт Искандар».
– Аравия почти ничего не знает о сердцах, – заметила Зафира. – Сёстры надёжно скрыли это знание.
– А теперь оно сокрыто в Джаварате, – заключил Насир.
Зафира мрачно кивнула:
– Сначала Лев придёт за Джаваратом, хотя бы по той причине, что он жаждет знаний.
Даже если бы она не видела татуировку, обвивавшую глаз Льва, – древнее сафаитское слово ‘ilm, выписанное яркой бронзой, – девушка бы знала это, потому что Беньямин рассказал им. Именно это Лев ценил больше всего.
Сеиф посмотрел на книгу и протянул руку:
– В таком случае книга должна быть под строгим надзором.
«Нет, бинт Искандар».
Для бессмертного фолианта он был слишком похож на обиженного ребёнка.
– Полагаете, я не буду защищать артефакт, связанный со мной кровью? Если что-то случится с ним, я погибну, – резко ответила Зафира. – Уж кому-кому, а мне хватит сил защитить его.
Сеиф лающе рассмеялся.
– Ты связала себя с hilya?[12]
Зафира понятия не имела, что означает hilya, но достаточно было посмотреть в лицо сафи, чтобы её решимость поколебалась.
Он вздохнул, готовый извергнуть ещё больше яда, но Айя заговорила первой:
– Довольно. Защищай его бдительно, Охотница.
Зафира кивнула, не уверенная, было ли это внутреннее торжество её собственным или же вызванным книгой, которая с радостным облегчением покоилась в её руках.
Сеиф явно хотел сказать что-то ещё, но по тому, как взгляд его светлых глаз метнулся к Айе, Зафира догадалась: он хотел возложить вину за всё на Беньямина, павшего сафи, который последние девяносто лет обвинял себя в предательстве Льва и искренне делал всё, что мог, лишь бы исправить трагедию. Очевидно, что Беньямин даже стал частью паутины Альтаира, чтобы защитить его, потому что нелегко одновременно и возглавлять шпионскую