Сон первый – более-менее понятный. Бескрайние вечно цветущие сады где-то внизу, просвечивающие через густую взвесь облаков. Во сне он не любил этот бесконечный ландшафт – приторный, показушный, кричаще-пёстрый. Вся лока, где Хтонь соприкасалась с Аквой, светилась суетным торжеством.
Звуки, цвета, ощущения и запахи здесь тоже слишком резкие – и знакомые, и такие, каких не было прежде. Движение – нежный звон, искрящийся пересвист. Мысли – цветы сливы, присыпанные сахаром с ванильной горчинкой. Это несколько раздражало: непривычная вязкость плотности. Воздух менялся словно хамелеон: свежий и холодно-голубой, горьковатый и терпкий, прозрачный и влажный. Захотелось подняться чуть выше: туда, где можно извлечь из движения только его воздушные стороны, замаскировав земляные и смолистые. Мысль заискрилась золотыми бликами, оставляя за фениром бархатный цитрусовый шлейф.
Это пространство на самом деле было сном сна. Раф понимал это, даже не просыпаясь. И всё, что ждало его по пробуждении: отражение в воде, размноженное в многочисленных зеркалах-локах. Они все связывались между собой, составляя мир, простирающийся до бесконечных границ, и в то же время каждое из них, по сути, являлось не более чем маленьким укрытием, спрятанным за ветхой изгородью.
– Вон там! – дёрнуло внутренним противоречием. – Вон там чувствую! Тянет…
Цветок нужен его огненной стороне, а быстрее проскочить эти просторы и никогда сюда не возвращаться – эфирной.
– Ты же знаешь, что это опасно, – сказал Рафаэль сам себе. – Мы с Маргаретом…
И тут же возразил:
– Но у нас не было огненного цветка. А если бы знали о нём – всё закончилось наилучшим образом.
Рафаэль скучал по другу. Высший запретил встречаться с Маргаретом после их выходки. Во сне Раф плохо помнил, что именно произошло, но знал наверняка – нечто очень… ОЧЕНЬ неприятное. Но тогда у них не было главного, той искры, которая сейчас тянула его к себе со страшной силой, и он не знал тогда о ней. За что и поплатился.
Теперь же настал момент, когда можно всё исправить.
Да, этот цветок, действительно ему необходим.
– Хорошо, – согласился Рафаэль сам с собой. – Снижаемся. Нам придётся…
Фенир, кувыркнувшись от надвигающегося густого облака, вошёл в лежащий ниже слой. Перед глазами замелькала пестрота соцветий, пришлось зажмуриться, чтобы привыкнуть. Лока Рафаэля чиста и прозрачна. Белый воздушный и голубой холодного огня – основные цвета, среди которых он чувствовал себя уютно.
Здесь же всё мокро и жёстко. Коричневый смешивался с бирюзовым, твердь разъедалась влагой, мешалась в неприятную фениру субстанцию. Но придётся войти в неё. Рафаэль понимал: иногда, чтобы получить желаемое, можно и потерпеть.
На берегу, очерченном Аквой, отдыхала после охоты стая щенков. Они часто останавливались в локе стихиалей – на перекрёстке одним им ведомых миров. Псарей не было видно: