– Мамочка! Успокойся! Тебе не нужно никого убивать. Я здесь, рядом. Утром и младшая дочь придет.
– Он мне приказал: «Убей дочь, тогда сама жить будешь». Я ему все время говорю, что не буду, а он опять приказывает.
– Кто он? Здесь нет никого! Мы с тобой вдвоем. Это тебе приснилось.
Ее опять затрясло от страха:
– Он приказывает! Он требует убить дочь!
– Мама, это тебе приснилось! Кто тебе приснился?
– Нет, он сейчас здесь и опять говорит: «Убей дочь. Она уже выросла, и пора ее убить!»
– Успокойся, мамулечка. Здесь нет никого!
Она с широко раскрытыми глазами смотрела на кого-то невидимого у меня за спиной, так что я почувствовала, как мелкие холодные мурашки побежали у меня по всему телу. Стало жутко и безумно холодно.
– Кто он? Тебе папа приснился? Что он не смог тебе простить?
– Нет! Не папа! ОН! ОН здесь! Я его боюсь!
– Нет здесь никого! Я сейчас тебя святой водичкой умою. И будешь спокойно спать.
Мама как будто к кому-то прислушалась. Затем хитро улыбнулась и сказала:
– Он мне по телефону позвонил!! Не нужно меня умывать! Уходи. Я спать буду.
Если бы не милицейское прошлое и железная логика, то, наверное, сошла бы с ума.
Рядом на тумбочке лежал папин телефон. И в списке входящих десятисекундный разговор с неизвестным абонентом пару минут назад. Хотя телефон не звонил, и к трубке никто не прикасался. Вчера по этому телефону было много переговоров по похоронам. Вероятно, ошибка даты в журнале вызовов. Но, как ни успокаивала себя, до утра уснуть не смогла. Не помогла и святая вода. В комнате был адский холод. Укрыла всем, что было, маму, а сама до прихода сестры из комнаты не выходила. Хотя и не верила в мистику, но как-то боязно было.
Я еще не знала, что самая страшная ночь в жизни предстоит у меня впереди. Ночь перед смертью мамы. Последние три дня она уже не открывала глаза, не разговаривала. Не могла есть и пить. Просто тихо угасала без болей и стонов. Но по-прежнему одной рукой держалась за край кровати, а второй за телефон, и мы втроем не могли ее перевернуть, чтобы помыть и смазать кожу на спине средством от пролежней. И от этого было мучительно больно ее дочерям. Беспомощность и отчаяние. Ежеминутный страх не услышать ее дыхания. Леденящий холод. Безысходность. И запах разлагающегося тела. Запах смерти, суровой и беспощадной.
Неожиданно для себя я почему-то произнесла:
– Необходимо пригласить всех близких проститься. Попросить у нее прощения, и чтобы она простила. И тогда она завтра спокойно уйдет. А иначе будет мучиться.
Сестра разозлилась:
– Не говори ерунду! Она в ступоре, без сознания. Какое прощание? Откуда тебе знать, когда она умрет? Воду мы ей капельками даем. Глюкозу колем. Вот если очнется, тогда и приглашать будем родственников.
Я подошла к маме:
– Мамочка, я тебя очень люблю. Прости меня за все. Как я жалею сейчас о том, что