Решили с сестрой устроить последнее свидание родителям. Принесли маму к отцу. Усадили ее в кресло. Сестра как-то, не задумываясь особо, ушла в другую комнату и стала на фортепиано наигрывать мелодию Микаэла Таривердиева «Двое в кафе». Мама сидела в кресле в трех метрах от дивана, где лежал отец. Усохшая, изможденная, с заостренным носом, укутанная от озноба в байковый халат и пуховый платок. Я пошутила, что свидание романтическое, и подала им по бокалу красного вина. И отец впервые закурил сигарету в комнате и без брани жены. Она смотрела молча на отца, впервые тихо, спокойно, без радости и грусти. А у него слеза катилось по небритой щеке.
Боже мой, как же он похож на Вячеслава Тихонова, даже в таком состоянии. Он всегда нравился женщинам из-за внешнего сходства с известным актером, и маму это жутко огорчало. Но в отношениях с ним до самой смерти вела себя, как королева. Даже сейчас. У меня ноги стали ватными, и сердце разрывалось от горя. Все понимаем, что этот момент уже не вернуть. Сестра уже третий раз наигрывает эту мелодию. Собралась с силами и вышла к сестре:
– Прекрати травить душу. Сыграй что-нибудь другое.
– Не могу. Руки сами играют. Лучше помолчим.
И в кромешной тишине фраза мамы: «Прости меня». И голос отца: «Я никогда не смогу этого простить». И неожиданно шатающаяся сгорбленная фигурка резко постаревшей мамы на пороге. Откуда силы взялись самостоятельно встать и выйти! Уложили в кровать, и она сразу заснула в беспамятстве. В первый раз попросила прощения у отца. И беспрекословно приняла отказ. За что? Что такое могла совершить добропорядочная мать и жена, что даже перед смертью не заслужила прощения от любящего мужа. Этого нам не удалось уже узнать. Родители не стали отвечать на расспросы и унесли эту тайну с собой в могилу. Как, впрочем, и тайну моего рождения.
Отец ушел первым. И мама уже не осознавала практически ничего. Только общалась с кем-то невидимым. Цеплялась одной рукой за край кровати, а второй рукой постоянно проверяла, рядом ли лежат трубки домашнего и мобильного телефона. Кровать и телефонные трубки были единственными тонкими ниточками, за которые она держалась иссохшими, как куриные лапки, руками, чтобы не умирать. С большим опасением ей сообщили о смерти отца, она лишь поинтересовалась, есть ли у него костюм и место на кладбище. А когда ее поднесли к гробу попрощаться с мужем, просидела в оцепенении, не проронив и слезинки. Ее мысли были уже совсем в другом измерении.
В момент выноса