Радуга любви. Невыдуманные истории. Резеда Садыкова

ласкать её. Порой казалось, что всё, что он делает, – только для неё, для её радости и восторга. Она ошибалась! Он получал наслаждение, даря это наслаждение ей, поднимая её до высот забвения! И в какой-то момент исчезло всё: их тела, эта комната… Она оказалась сидящей на лёгком облаке. Немного поодаль, на таком же облаке, сидел добродушный бородатый дедушка и, лукаво улыбаясь, спросил:

      – Ну что, по-прежнему хочешь умирать?

      Этот вопрос привёл в замешательство, но она знала: будет так, как она скажет.

      – Нет-нет! Я хочу жить! На земле! Я такая счастливая! – даже не сказала, а просто мысленно произнесла.

      – Ну, то-то же! Возвращайся!

      Она оказалась в своей комнате, рядом с любимым, таким желанным, своим, родным мужчиной. Всё тело, каждая клеточка ещё вибрировали от наслаждения близости, а душа переполнялась восторгом, пела по-новому!

      Уже потом она вспомнила, почему дедушка спросил, хочет ли она умереть. После потери мужа в минуты отчаяния она просила смерти! Теперь она точно знала: её ожидает много-много счастливых дней и ночей.

      А он по-своему описывал эту их ночь: «Ты вошла такая воздушная, впорхнула в мои объятия, и мы слились, оказались в одном коконе». Конечно, они оба понимали: такая степень близости, слияния – редкость, сокровище. И это сокровище – в их руках. Как же бережно надо было с ним обращаться, хранить его!

      Всё произошло внезапно и необъяснимо: он перестал отвечать на звонки. Она терялась в догадках, сомнениях. Страдала, надеялась и ждала. В один из дней раздался долгожданный звонок. В нетерпении ответила неожиданно тихим голосом, почти прошептала первые слова. Но никто разговор не начинал. Было слышно, что разговаривает женщина, но не с ней, а с кем-то при включённом телефоне, собеседника слышно не было. Захлестнула обида, тревога за него переросла в злость. И – боль! В груди горело, жгло – физически! Хотелось вытащить эту боль и выбросить. Боль стала постоянной и невыносимой. Она опять стала той шестнадцатилетней девочкой, но уже получившей травму – обиду.