А ждут команды мамы:
–– В угол!
Чтоб обеим вцепиться в меня:
–– Молчать, пока зубы торчат!
Насте её возраст покоя не даёт:
–– Катька, ну-ко поди сюда!
–– Бегу и падаю!
Я – я что-то молча рисую в моём альбоме, который потом от всех прячу. Прячу, как ощущаю, – себя, меня… Или лажу молча из растерянного конструктора. Лажу – себя, меня..
Слушая, между тем, и понимая каждый звук в нашем доме.
И самый важный и грозный звук – молчание моей мамы.
Слышное и всем.
Что-то решающей.
И что-то уже обо всех и за всех решившей.
Когда я вспомнил – через много лет! – о Миге Капли, всегдашняя строгость мой мамы кажется мне таинственной, непростой…
Ведь, о чем-то думая и что-то чувствуя – она, она склонялась – тогда! тогда! – над моей колыбелью.
(Заглядывала в деревянную, с высокими перилами, кроватку, о которую я, спустя годы и годы, споткнулся на чердаке нашего дома.)
Как стал ходить – родню всю мою я знал как единую семью – а именно вот какую: мама, бабушка, тётя, сестра старшая, сестра младшая. А я – как бы чуть в сторонке, самый маленький, да ещё и мальчик…
И вот: почтение моё – ко всем старшим и ко всем, навсегда, тётям…
И – чуть осознавать начал себя, меня: я – самостоятелен!.. так как вокруг – мир тётенек…
Дяденек всяких я лишь потом стал осваивать, да попросту – видеть, – как в этот мир лишь входящих, допустимых…
Уважать мужчину я поначалу привык за то, что он достоин… снисхождения женщины.
А с раннего детства так: дяди это существа, которые – где-то.
Папа мой – тоже дядя. И папа мой – всегда где-то.
И – тоже входящий и допустимый.
И конечно же – мамой!..
–– Чего бы поесть?..
Сунул голову в приоткрытую дверь из прихожей папа…
Ему никто не отвечает. А в комнате ощутилось что-то лишнее.
В молчании всеобщем слышится, впрочем, чуждое и неловкое: когда-то ведь он сегодня встал… где-то ведь он весь день был… и будто кто-то в этом виноват!..
–– А?.. – Папа чешет пальцем небритую щеку…
И, в любом случае, убирает свою, его, голову.
Мама, через какое-то всегда время и как бы по своему какому-то делу, неспешно идёт в сторону прихожей, за которой дальше кухня.
–– Не к спеху! – её оттуда голос.
Мама строга – в семье ко всем.
Баба Шура и сёстры – только ко мне: что уж остаётся.
Строга мама – вообще, и – необъяснимо. Притом строгость её – обиженной когда-то как-то раз навсегда… То есть – неумолимая!..
Даже приписать себе, любя, причину её неиссякаемой обиды, ещё ребенком, я не мог и не умел.
Ища для неё уюта хотя бы в своих, в моих, мыслях – самых, конечно, отчаянных – я дошёл до самой, наконец, крайности – до воспоминании о моём Миге Капли…
Обида у мамы – почувствовал я ещё ребёнком – на саму себя…
Надежда разве что постоянная: