Только девица сия оказалась с характером. Она не была похожа на тусклых и скучных, как осенний питерский дождь, дочерей остзейских баронов. Юлия много читала, неплохо разбиралась в литературе и искусстве. В нашей истории она станет хорошей супругой Ивану Федоровичу, родит ему трех сыновей и двух дочерей.
А пока двадцатилетняя Юлия подружилась со мной, и мы с ней часто прогуливались по улицам Ревеля, беседуя о вещах, о которых разговаривают женщины во все времена. Она рассказывала мне о Ревеле, о людях, которых она знала, и о местных достопримечательностях. Мне было интересно с ней, а ей – со мной.
Джексону же просто нравилось гулять и время от времени задирать лапу у деревьев и фонарных столбов, оставляя нерукотворные «послания» здешним барбосам.
Во время одной из таких прогулок мне и повстречался будущий кавалер. Надо сказать, что Керриган попытался изменить свою внешность – стал отращивать окладистую «шкиперскую» бородку и длинные волосы. Одет он был прилично, а по здешним меркам, даже нарядно.
Моя дружба с Юлией имела и чисто шкурный интерес. Дело в том, что она помогала мне вспомнить немецкий язык, который я изучала в школе, а потом благополучно забыла. Теперь же мы беседовали с невестой Крузенштерна на своеобразном суржике – немецком с вкраплением русских слов.
Потому я не особо удивилась, когда Керриган, пардон, О’Нил, на довольно приличном немецком произнес в мой адрес цветистый комплимент. Юлия зарделась словно маков цвет, а я произнесла нечто совершенно безалаберное и дикое с точки зрения немецкой грамматики. От смущения я чертыхнулась уже по-английски.
– Мисс знает язык Шекспира и Дефо? – с деланым удивлением произнес мой якобы новый знакомый.
– Да, то есть йес, – кивнула я. – Вы предпочитаете беседовать по-английски?
– Мисс, судя по всему, русская. Только этот язык мне незнаком, – ответил Керриган. – Так что, если вы хотите продолжить общение, то вам следует выбрать, на каком наречии вы хотели бы со мной разговаривать.
Джексон, который внимательно смотрел на американца, словно что-то вспоминая, неожиданно оглянулся назад, зарычал и грозно гавкнул. Долговязый мужчина в одежде бюргера, остановившийся неподалеку от нас и внимательно прислушивавшийся к нашему разговору, пугливо шарахнулся в сторону и даже, как мне показалось, забормотал под нос молитву.
– Вообще-то, отец не разрешает мне знакомиться с незнакомыми людьми на улице, – нравоучительно произнесла я. – А родителей следует слушаться.
– Мисс, я понимаю, что поступаю неприлично и навязчиво, – взмолился Керриган, – но мне очень хотелось бы увидеть вас еще раз.
– Я