– Вась, иди сюда!
Поодаль стоял Дубровин и призывно махал рукой. Малышев зашагал к нему.
– Ну что, еще малость отдохнем. Почти двенадцать километров за два часа отмахали!
– Еще почти столько же шагать, – вздохнул Малышев. – Хорошо бы до темноты выйти на большак. А то на этой просеке все ноги посбиваешь об коряги да пеньки.
– По трехверстке вроде осталось пару километров до него. Там легшее будет. Садись, будем вечерять.
К ним подошел Белов и с хитрой улыбкой спросил:
– Чем богаты?
– Ну ты даешь! – хмыкнул Малышев. – Галеты, сахар да вода. Будто у тебя не тоже самое.
– Это у кого как! – расплылся в улыбке Аркаша. – А вот это не видели?!
Он вытащил большую банку тушенки и торжественно поставил на расстеленную тряпицу.
– Откуда?
– Места надо знать. На последней станции я у старшины интендантской роты колоду карт выменял на эту баночку. Хотел оставить до лучших времен, чтоб закусончик соорудить по случаю, но вижу, – сейчас в самый раз будет. Так что, налетай, братва.
Несколько минут сосредоточенного жевания были прерваны возникшим из-за куста ординарцем комбата.
– Малышев, к комбату.
Василий прожевал кус, обернулся на голос ординарца майора и буркнул:
– Не успели поесть, как шило выскочило из мешка… Случаем, не знаешь зачем?
– Не, – мотнул головой лейтенант, – собирает всех политработников. А зачем – не в курсе.
– Ладно, иду.
Василий кивнул и, глядя в спину уходящему ординарцу, сказал:
– Я, мужики, как раз про дом вспоминал. Ни одного письма еще не получил.
– А чего ты хочешь, если мы чистых десять дней в пути да на переформировании уже с полмесяца? Куда тебе их слать? Вот прибудем на место, тогда получим все сразу ворохом.
– Ха, хорошо бы. Мать у меня хворая, какие-то женские болячки у нее. Я, когда уезжал, видел ее тоскливые глаза. Так в сердце защемило, что жуть. Она меня ведь одна воспитывала. А я не подарок был…
– Да ладно тебе, – недоуменно покачал головой Григорий. – Чего разнюнился? Все будет в порядке. Наших родных не оставят в беде, позаботятся. В общем, иди, а то получишь хороший кусок нуднятины в виде начальственной нотации.
– Да… ну да… – отстраненно ответил Василий и поднялся. – Пойду. У комбата найдется, чем взбодрить. Не иначе, как сюрприз какой-то готовят. Чует мое сердце, не видать нам отдыха после марша.
– Не каркай! – недовольно сморщился Григорий. – Иди уж, кликуша!
В палатке комбата стоял приглушенный гул разговора. Среди находившихся здесь политработников он увидел своего земляка, лейтенанта Петю Трифонова, как и он сам, замполита второй роты. Василий подошел и тихо спросил:
– Привет, Петь. По какому случаю аврал?
Румянощекий