Кто же тогда был?.. Ну, я, Сергей Алябьев на сто процентов был, партизан Степан Мильто… и не Алесь ли Глебов еще? И вот после трех портвейна мы начали рассуждать… о чем бы вы думали? О национальной идее! Нашей белорусской национальной идее. Не было тогда еще ни перестройки, ни Горбачева с Ельциным, ни, разумеется, Бэ-Нэ-Эфа.
Но белорусский язык был. И именно на нем велась наша застольная беседа. И кто-то вынес на обсуждение такой вопрос: «Что еще, кроме языка, присуще нации?»
И вот «журналюга» Алябьев, который, по моему мнению, знал все на свете, сказал:
– Каждая нация, каждый народ, ребята, имеет свой флаг. Если вы думаете, что советский флаг БССР с серпом и молотом – наш национальный флаг, то очень ошибаетесь. Наш белорусский флаг создали нацдемы сразу после Октябрьской революции. Но после установления культа личности Сталина все они были репрессированы, а сам флаг запрещен. Я слышал, что флаг был двух цветов: белого и красного. Белый цвет означал то, что мы – «белые русы», поэтому зовемся белорусами. А красный означает… – тут Сергей немного призадумался. Но его подхватил писатель Алесь Глебов:
– Означает то, что очень трагическая была наша история. Много крови пролилось на нашей землице. И поэтому красный, безусловно, наш национальный цвет. Правда, я никогда не видел, как белый и красный цвета сочетаются во флаге.
– Я видел, – вдруг вступил в разговор наш самый почетный и уважаемый товарищ Степан Мильто, который, казалось, ничего не слышал, так как сосредоточенно лущил огромного леща, принесенного Алябьевым к пиву.
Степан был ученым-филологом. Он еще недавно работал в Институте этнографии, фольклора и литературоведения Академии наук. Оттуда его выгнали за «национализм». «Националистами» в парткоме бюро АН БССР называли сотрудников, которые на общем собрании Академии выступили за широкое использование белорусского языка.
Степан гордился тем, что его выгнали из Академии за национализм. И хотя коммунисты пустили по белому свету его с друзьями по некой «притянутой за уши» статье, где ни слова не говорилось не то что о каком-то там «национализме», но и о любом другом «изме», – сам Степан с гордостью говорил, что он – настоящий белорусский патриот.
«Настоящий патриот – националист», – всегда подчеркивал Мильто. Это звание радовало его даже больше, чем другой его титул – «партизан». Некоторые скептики могут не поверить, сочтут невероятным, – но Степан Мильто действительно был партизаном! В 1943 году он малым мальчиком попал в партизанский отряд. И поскольку был очень сообразительным, помогал партизанам в различных делах, в частности, ходил в разведку и приносил ценные сведения о дислокации войск неприятеля.
Я полагаю, что после такого предварительного разъяснения будет понятным, почему в «Парусе» все участники застолья разом обернулись к Степану, и на мгновение воцарилась тишина, которую вскоре нарушил звон сдвинутых стаканов за соседним столиком.
И