«Алус» оказалось отличным пивом.
По дороге на Острую Браму, – а именно оттуда начинался поход по Вильно любого хоть немного сознательного белоруса, – мы наткнулись еще на одну точку «Алуса». Это была пивная, похожая на описанные мной многочисленные минские. Она занимала очень выгодное место – на перекрестке двух улиц, одна из которых вела на вокзал, а вторая направляла вас на вильнюсский рынок, где в более поздние постсоветские времена я буду отовариваться окорочками и литовским сыром… Пивная находилась в углу одноэтажного домика типа «стеклянный павильон для продажи пива» и очень напоминала нашу веранду «Под парусами», так как тоже была окутана зеленью.
Мы зашли и выпили пива-алуса уже более фундаментально.
Во-первых, мы сели за столик. Во-вторых, на закуску нам дали так называемый пивной комплекс, в составе каких-то солененьких трубочек и еще чего-то, что по вкусу напоминало вяленую рыбу.
В-третьих, быстро нам стало очень хорошо и уютно.
…Весной 2013 года я был по делам в Вильнюсе. И вот, проходя по дороге на железнодорожный вокзал, поравнялся с этим самым строением – оно так и стояло неизменно на страже своих дорог – на вокзал и рынок, и вдруг вспомнил давно минувшие годы и эту поездку. И вспомнил «Алус» 1982 года и высокие стеклянные бокалы, в которых подавалось пиво в этой пивной.
Двери в кафе были открыты, и я зашел. За 31 год интерьер, конечно, изменился. Над стойкой бара висел ЖК-телевизор, а девушка-бармен, закатив глаза, что-то лопотала по мобильному телефону типа айфон. Зал был почти пуст. Только в углу за аккуратным столиком сидел одинокий мужчина средних лет и пил пиво с почти такого же высокого стеклянного бокала, как и в 80-х, словно перенесенного в теперешнюю капиталистическую Литву с тех далеких советских времен.
Ностальгически взглянув на пивной агрегат с блестящим желтым краником, я спросил:
– Czy jest kawa[3]?
– Prosza Pana, Dwa lity, pięćdziesiąt centów[4], – ответила девушка, положив наконец свой айфон на стол.
Я знал: польский, как и литовский – языки общения жителей Вильни. Раньше мы часто использовали это обстоятельство, разговаривая по-белорусски. Нас всегда принимали за поляков, приехавших из окрестных деревень.
Я отсчитал 2 лита и 50 центов и протянул их барменше.
– Prosza siadać, zeraz Panu podam[5].
Я пил кофе и ловил себя на мысли, что за годы трезвости уже совершенно забыл вкус пива. И не знаю, хорошо ли это – стал полностью безразличен к этому напитку.
…Но в тот далекий момент две белорусские души с наслаждением тянули темную, тягучую жидкость из бокалов, по краям которых медленно таяли остатки живой пены, и негромко вели разговор о будущей акции.
– Позвольте вмешаться в ваш разговор, – раздался голос человека средних лет, который уже сидел за столиком до нашего прихода. Он оказался как раз напротив меня, сосредоточенно молчал и, казалось, никого не слышал. Было похоже на то, что он