Наконец голова Лиллехорна дернулась – будто ему ударили кулаком в грудь.
Он вслед за Мэтью догадался, что на счет Масочника пора записывать еще одно убийство.
Глава 7
Ночь вторника сменилась утром среды. Мэтью спустился на тринадцать ступеней под землю и попал в угрюмые владения Эштона Маккаггерса.
Покойницкая, дверь в которую притаилась под главной лестницей ратуши, имела стены, выложенные серым камнем, и коричневый глиняный пол. Мистер Маккаггерс рассудил, что в подвале, где по первоначальному замыслу должно было храниться продовольствие на черный день, температура воздуха вполне низкая, чтобы даже жарким летом замедлить порчу трупов. Однако никто покамест не подсчитал, сколько тело пролежит на деревянном столе, прежде чем обратится в первозданную грязь.
Стол, помещавшийся среди зала шириной в двадцать два фута, был подготовлен к приему трупа Пеннфорда Деверика: его покрыли рогожей, а сверху насыпали слой молотой каштановой скорлупы, смешанной с семенами льна и проса, – для впитывания жидкостей. Мэтью и остальные присутствующие, которым Лиллехорн приказал явиться в покойницкую (Ефрем и Бенджамин Аулзы, все еще хмельной Филип Кови, Феликс Садбери, а также констебль, первым явившийся на место преступления, – угрюмый Диппен Нэк), стояли под люстрой на восемь свечей и наблюдали, как тело спускают по железному желобу в дальнем конце помещения. Затем по тринадцати ступеням сошел и раб Маккаггерса, грозный, совершенно лысый и немой негр по прозвищу Зед. Именно он сперва прикатил сюда труп по Смит-стрит, затем перенес его на другую каталку, а оттуда уже водрузил на ложе из семян и скорлупы (Деверик по-прежнему был в полном облачении, дабы судебный медик мог осмотреть его в том виде, в каком его нашли). Зед работал усердно и на публику не глядел. Физическая его сила поражала воображение, а молчание было абсолютным ввиду отсутствия языка.
Нынешний облик Пеннфорда Деверика, мягко говоря, приводил собравшихся в трепет. Тело окоченело, и в желтом свете свечей он казался уже не человеком, но восковой фигурой, лицо которой сперва растопили, а затем выточили заново при помощи долота и киянки.
– Меня сейчас опять вывернет, Мэтью, – прохрипел Кови. – Клянусь, вывернет!
– Нет! – Мэтью схватил приятеля за руку. – Ты на него не гляди. Смотри лучше на пол.
Уши у Зеда были на месте, однако посетителей он как будто и не слышал. Все внимание его было направлено на труп. Он зажег четыре свечи с оловянными отражателями и расставил их по бокам от тела, у головы и у ног. Затем открыл крышку бочки, набрал оттуда два ведра обычной воды и поместил их на стол-каталку, туда же отправилось и третье ведро – пустое. Из шкафа Зед достал несколько отрезов белого льна и положил их рядом с ведрами, после чего пододвинул к секционному столу мольберт, стопку белых листов и глиняный горшок с черным и красным восковыми карандашами. Сделав все это, раб как будто погрузился в сон: минуту-другую он стоял неподвижно, вытянув руки по бокам и наполовину прикрыв