– Многовато зажигания, – просипел он.
Наконец машина всё-таки завелась и, поманеврировав туда-сюда, выехала на дорогу. Она двигалась совсем не так, как другие машины, которые мальчик видел раньше. Судя по тому, как медленно ползла дорога под колёсами, пределом возможностей грузовичка была скорость, с которой мальчик бы бежал. К тому же грузовик не мог ехать прямо и всё время вилял, мотался в разные стороны. Его заносило, как на мокрой дороге. Позднее мальчик узнал, что дело было в подсохших и плохо сидящих деревянных спицах, из-за которых Орвису приходилось неотрывно следить за рулём, чтобы не скатиться в кювет.
Наверное, поэтому он разговаривал с машиной. Сиг – муж Эди – потом рассказал ему, что Орвис так долго ездил на повозке или санях, запряжённых лошадью, постоянно с ней разговаривая, что уже привык погонять свой транспорт злыми норвежскими словами. Послушав, как Орвис говорил с машиной, мальчик решил, что он, должно быть, ненавидел лошадь. Но Сиг сказал, что нельзя ненавидеть лошадь. Ещё он сказал, что машину ненавидеть можно. У машины есть двигатель, а двигатели всегда подводят в самый неподходящий момент. Поэтому ты начинаешь ненавидеть двигатель, а с ним и всю машину. К тому же они шумят и воняют, а ненавидеть что-то шумное, вонючее и ненадёжное всегда просто.
Двигатель тарахтел так громко, что для мальчика уже не было разницы, на каком языке ругается Орвис. Мало того, что двигатель издавал оглушительное тррр-тррр-тррр, всё в машине постоянно гремело и звенело. А когда она начинала взбираться на холм, которых было множество, к этой какофонии добавлялось рычание под сиденьем.
– Ну давай, залезай на холм, пока я тебя – нет, не сметь, плоскобокая ты скотина, а ну залезай, или я сейчас тебе так кирпичом перетяну, что по всей стране машины затрещат, – потом Орвис переходил на норвежский, бросая отдельные слова, плюясь, кашляя, хватая мальчика за одежду, когда тот начинал выпадать из машины, что случалось часто, потом набирал воздух и начинал заново.
Мальчик не знал, как долго им придётся ехать. То, по чему они ехали, даже не было настоящей дорогой: две колеи в грязи, которые скрывались то за горизонтом, то за поворотом, то за гребнем холма. Деревья на обочинах склонялись друг к другу, почти касаясь верхушками, и мальчику казалось, что они едут по длинному зелёному туннелю.
Туннель был очень красивым, но мальчик не мог насладиться видом, потому что в любую секунду рисковал выпасть из грузовичка, который вилял из стороны в сторону, выпрыгивая из колеи и запрыгивая обратно. Держаться было не за что, не считая пружин, на которых он сидел, но толку от этого всё равно было мало. Когда мальчик начинал выпадать, Орвис хватал его за ворот пиджачка рукой, похожей на лапу хищника, и возвращал в машину рывком, от которого мальчик врезался в бок Орвиса. От этого старик начинал