Какашки у свиней пахли хуже куриных.
Но прежде, чем он успел задать какой-нибудь вопрос – например, почему свинячьи какашки хуже, или вообще что-нибудь сказать, – Эди зашагала к дому.
– А теперь покормим себя.
Он пошёл – почти побежал – за ней, мокрый насквозь, хлюпая мокрой одеждой. Когда они дошли до дома, Эди протянула ему грубое полотенце и указала на умывальник, висевший у двери. Рядом стояло ведро с чистой колодезной водой. Она вылила часть ведра в умывальник и показала мальчику кусок мыла, похожего на ощупь на песок.
– Умойся. Тебя ждёт тушёное мясо.
Он слышал, как Эди гремит чем-то на кухне, закидывает дрова в плиту[10], поджигает их, ставит чугунный горшок. Отмыв лицо и руки, он прямо в мокрых штанах уселся за стол. Устроившись наконец на стуле, он медленно осознал две вещи.
Весь день – путешествие, прибытие, помощь на ферме – казался ему каким-то размытым, будто всё это происходило с кем-то другим, а он только смотрел расплывчатые картинки. К тому же он был так вымотан, что буквально засыпал на ходу. Мальчик держался из последних сил, но, поставив локти на стол и положив подбородок на руки, в ту же секунду уснул.
Что было потом, он помнил урывками. Кто-то – сначала он решил, что Эди, но она не пахла тёмным деревом и потом – поднял его и отнёс наверх, снял с него мокрую одежду, уложил в удивительно мягкую постель, накрыл одеялом и погладил шершавой рукой. А потом он видел сон про Чикаго и про мать, этот сон всё бледнел, бледнел, бледнел – и исчез.
Он не был до конца уверен, что именно его разбудило. Это мог быть солнечный луч, падавший через окно прямо ему на лицо, острейшая необходимость сходить в туалет или тяжёлый звук мужского голоса, доносившийся с кухни.
Ему отвечал голос Эди:
– Мне пойти наверх и разбудить его?
– Подумай, что он делал, через что прошёл, – сказал мужской голос. – Пусть пока поспит.
– Он не ел мясо. Он наверняка голоден.
– Не помрёт.
– Маленьким мальчикам надо много есть.
– Не такой уж он и маленький.
– Ну, ты…
– Ну, я…
К этому моменту мальчик уже еле терпел, так что вылез из кровати, надел штаны – пока он спал, те высохли – и футболку. Обуви он не нашёл, но решил, что не велика беда, и спустился босиком. В туалет надо было срочно.
Кухню заливало солнце, прямо как его комнату (и он думал о ней именно так: его комната, будто он всегда в ней жил). Солнечный луч падал на стол, как сценический прожектор.
За столом в этом круге света сидел мужчина, которого мальчик ещё не видел. Как потом выяснилось,