Прапорщик вздохнул, подёргал себя за бороду и сказал:
– Сходи-ка ты, Миша, в штаб. Может, товарищ подполковник ещё того… не совсем отдохнул… Всё-таки он гарнизоном командует, а тут такие дела творятся… надо бы доложить.
Лейтенант пожал плечами и пошёл через плац к кирпичному двухэтажному зданию штаба. Объясняться с героическим подполковником совершенно не хотелось – скорее всего, он пошлёт его вместе с докладом подальше. Плевал он на всех собак, сколько их ни есть на этом свете, с высокой колокольни. Однако служба есть служба… Навстречу без особого энтузиазма тащились солдаты с лопатами и вёдрами.
– А ну, войска, – бегом! – прикрикнул на них лейтенант, скорее для порядку. – Долго вас прапорщик ждать будет?
Солдаты нехотя ускорили шаг, перейдя на лёгкую рысь, но, как только офицер скрылся за дверями штаба, снова поплелись нога за ногу. Раскалённый воздух был полон пыли и дурных предчувствий.
В полутёмных коридорах штаба было немного прохладнее, и Михаил ускорил шаг. Как говорил прапорщик Мешакер, «неприятную работу надо делать как можно быстрее». Выслушивать же пьяные матюки подполковника было самым что ни на есть неприятным делом.
Кабинет был по обыкновению заперт изнутри – герой предпочитал напиваться в одиночку. Лейтенант постучал – сначала вежливо, потом настойчиво. Изнутри донёсся быстрый шорох, и опять воцарилась тишина. Выждав для приличия полминуты, Михаил решительно пнул дверь ногой – тихо. Это было странно – обычно подполковник в любом состоянии реагировал на стук в дверь достаточно бурно, призывая на голову настырного посетителя кары земные и небесные. И горе тому, кто побеспокоит старика без достаточных оснований!
Из кабинета по-прежнему не доносилось ни звука. Михаил примерился пнуть дверь ещё разок, посильнее – и тут увидел нечто такое, отчего в жаркий летний день покрылся мурашками, как в ледяном погребе. Внизу толстой деревянной двери зияли веером жёлтых щепок две пулевые пробоины…
Михаил нервно оглянулся – полутьма коридора теперь давила на него своей тишиной и неизвестностью. Неожиданно стало очень страшно – как в детстве, когда в пустой квартире непонятные ночные шорохи за дверью заставляют прятаться с головой под одеяло и закрывать ладонями уши. «Товарищ подполковник, откройте! Это я, лейтенант Успенский!» – закричал он, уже понимая, что никто ему не откроет. «Това…» – голос предательски сорвался, перейдя в горловой всхлип. В кабинете раздался какой-то странный скрежещущий звук, и дверь, дёрнувшись, стала открываться.
Увидев то, что стояло в проёме, Михаил кинулся