А тусклый день уже ресницы сузил.
В неизмеримый загнаны закут
Справляем шумно Пирровы победы,
А у ворот безмолвно стерегут,
Как хищники прожорливые, беды.
Трясина лжи засасывает нас,
Лишь жалкий бред великие миражи,
И гулко бьет одиннадцатый час
Над призраком злокачественной блажи.
«Татарин/Якерин…»
Татарин
Якерин
Бездарен
Как мерин.
Ночные размышления по дороге домой («Как долог путь с Арбата до Землянки…»)
Как долог путь с Арбата до Землянки!..
По бесфонарным улицам столицы,
Ногам набегавшимся вдоволь за день,
Удастся ли до дома добрести?
И с силою собравшися последней,
Лечу вперед с возможной быстротою,
Встревоживая гулкими шагами
Насторожившуюся тишину.
И вновь рассудок строго вопрошает:
«Зачем еще провел бесплодно вечер?
Ужели жизнь дарована поэту,
Чтоб еженощно в клубе он торчал?!.»
И в голове жужжат как пчелы мысли,
Им нет конца, как нет конца экспромтам
Тщедушного поэта Короткова,
Которые он пишет три часа.
Не оценить мне глубины и силы
Поэзии Максима и Тараса,
И не понять работы плодотворной
В правлении В. П. Федорова;
Лишь имена: Мареев, Злотопольский,
Манухина и Лада Руставели
Мне говорят, что стоит жить на свете,
Когда в Москве есть «Малый Особняк».
Человек («Невозмутимый как философ…»)
Невозмутимый как философ,
Я скромно коротал свой век,
Но здесь какой-то человек
В записке дал мне ряд вопросов.
Лишь на один из них сейчас
Отвечу строками сурово,
Начав их без четверти час
И кончив пять минут второго.
Рубя слова как дровосек,
В конце воскликну я невольно: —
«Будь человеком, человек,
И этого вполне довольно!..»
«Мы забываем нежные слова»
Мы забываем нежные слова
В тот миг, когда любовь уже готова
Сплести их в пенистые кружева
Признания и бреда золотого.
Но расставаясь в следующий час
Нам чувствовать дано, что неизбежно
Воспоминанья будут мучить нас
О неуменьи высказаться нежно.
«О, ранней осени пора!..»
О, ранней осени пора!..
О, эти поздние прогулки!..
В скиту удары топора
Вдвойне отчетливы и гулки.
Склонился на бок дряхлый вяз
У монастырского забора,
И шлейф лохматых