– Читай ты уже, тигр, довольно болтовни, – не выдержал Репрев, сунув свой нос в последнюю страницу дневника, где были записаны все их постыдные воспоминания на неизвестном ему языке.
– Ну что ж, вы сами захотели, – Алатар посерьёзнел, кашлянул и объявил: – Сказка будет короткая и печальная. Ну, слушайте, итак: предательство матери, загубленное живое неразумное существо, а дальше… дальше, я не знаю, как читать это вслух…
Алатар завалился на спину и громко, с упоением и безудержно захохотал. На живот к нему запрыгнул Умбра и заладил:
– Что там? Ну, что там написано? Ну, скажи, пожалуйста, Алатар! Ну скажи!
Алатар кое-как перевернулся набок вместе с дракончиком, забыв о своей гордости, унимая заразительный приступ смеха, выдавил из себя:
– Наверное… ох… Наверное, позорно для бенгардийца смеяться над подобным, позорно и глупо, ой…
– А это, скорее всего, и есть воспоминание Репрева – его можно опустить, —невыразительно произнесла Агния.
Алатар взорвался смехом и принялся кататься по песку. Умбра вопросительно-слёзно глядел на Агнию.
– Ладно, слушай, Умбра: твой папа, тот, которому ты приходишься фамильяром, – когда-то злой доктор Цингулон не принял его в свой отряд, и папка твой, Умбра, в отместку ему стащил из мусорного ведра в местной столовой все кости, закопал их в цветок лилии, растущей в горшке в холле фабрики по производству малахитовых кистей. Но пострадала почему-то ни в чём не повинная пума-феликефалка, администратор того самого холла: ей пришлось убирать за твоим папой. Я еле замяла это дело, – лицо Агнии словно сковала железная маска – оно не выражало ровным счётом ничего. – Никогда бы не подумала, что мне будет так стыдно делиться чьим-то воспоминанием, за которое мне стыдно быть не должно.
– Кто тебя просил рассказывать моё личное воспоминание?! – вскричал Репрев.
– Все бы и так его услышали, – ответила ему Агния.
– Может быть, после этого случая доктор Цингулон затаил обиду, поэтому и отправил тебя в Зелёный коридор? Месть – блюдо, которое подают холодным, – смеялся Астра, держась пальцами за край воротника своей белой рубашки.
Все, кроме Агнии, веселились, но больше всех – Умбра. Вдоволь насмеявшись, Астра спросил:
– А что в последнем воспоминании?
Алатар надвинул брови и строго выговорил:
– А вот последнее воспоминание смеха у меня не вызывает, скорее наоборот.
– И о чём же оно? Ну, не томи, говори! – спросил Астра.
– Отцеубийство.
Все разом замолчали. Нависла неудобная тишина. Было слышно, как ветер дует в обсидиановые в золотой оправе «охотничьи рога», заунывно гудя, как он, шаркая своими босыми ногами по песку, проходит под сгоревшими балками хижин – на балках остался характерный зубной отпечаток клыкастого, вечно голодного огня. До искателей доносился шёпот привидений, сумбурный и лишённый смысла.
– Выходит, среди нас убийца, – обыскивал всех взглядом ищейки Репрев.
– И