В комнате воцарилась тишина, потрескивание и вспышки пламени рядом с ними были единственным признаком того, что время движется.
Ларкира ждала, пока заговорит отец. И глядя на него, заметила кое-что, чего не увидела, когда только вошла. В его волосах и бороде было больше седины, чем месяц назад. Больше, чем за это время могло бы появиться естественным образом, что означало только одно – он навещал ее мать.
Грудь Ларкиры сдавило, миллион вопросов вертелся у нее на языке, как это часто бывало, когда речь заходила о женщине, которую она встречала всего один раз, женщине, которая ускользнула в Забвение в тот же день, когда Ларкира появилась на свет.
Девушка открыла рот, готовая спросить что-нибудь, что угодно, но отец первым подался вперед и произнес:
– Ты заслужила свой день Эвмара, моя певчая птичка.
Комнату словно наполнил солнечный свет, такими милыми и приветливыми показались Ларкире его слова. Она не смогла сдержать улыбку, ее магия подпевала ей, радуясь вместе с девушкой. Одобрение ее отца и семьи – вот главная причина, почему Ларкира держала свои силы под контролем, несмотря на то, насколько порой это было сложно. Каждый день своей жизни она стремилась доказать, что ее жизнь являлась достойной, ценной, такой же ценной, какой, как она знала, была жизнь ее матери.
– Спасибо, отец. – Горло сдавило от испытываемых чувств, и голос прозвучал глухо.
– Я не удивлен, учитывая, что тебе с юных лет пришлось учиться проявлять сдержанность, особенно с твоим даром.
При упоминании той самой темы, о которой она только что думала, Ларкира сглотнула.
– Да, – ответила она, ее горло снова сжалось.
Ларкире, младшей из сестер Бассетт, было сложнее всего контролировать свою магию. Ибо как могло дитя сдержать вопль, когда содрало кожу на коленке, или перестать непроизвольно напевать себе под нос, пока собирало цветы? Разве могла девочка отделять магию от своей сущности, когда она проявлялась при таком естественном поведении?
В голове Ларкиры всплыли мрачные воспоминания о суровых уроках, которые навязали ей в детстве Ачак, используя Арабессу и Нию в качестве мишеней.
Библиотека была угнетающе яркой, горела каждая свеча, все канделябры, словно так Ларкира могла видеть каждое последствие своих действий, каждую унцию боли на лицах сестер, причиной которых являлась сама Ларкира.
– Твои намерения должны наполниться твоим желанием, подчиняться лишь твоей воле, – наставляли Ачак, стоя у нее за спиной. – Ты должна подавить основной инстинкт своих чар защитить себя, нанося вред другим.
– Я пытаюсь, – огрызнулась Ларкира, тем самым лишь освобождая поток желтого, слетевший с ее губ и словно хлыстом ударивший Арабессу по лицу.
Старшая сестра зашипела от боли, но не сдвинулась со стула, который занимала рядом с Нией. По ее