Танец более зрелых душ был медленнее. Чувственность преумножалась искусством. Страсть подогревалась Игрой. Даже если одна из душ оказывалась молодой и импульсивной, другая старалась одарить её энергией и делала это не спеша. Она то выбрасывала потоки нитей навстречу, то уклонялась от слияния. Таким образом, само действо являлось творением. Танцующие одаривали друг друга гораздо больше, чем страстные юнцы. Поле чувств вокруг кружения зрелых влюблённых достигало чудовищных размеров. Сила его могла увлечь находящиеся рядом души. Исполняющие любовь могли отдавать приходящим свою энергию или черпать её из них. Сливающаяся пара вовлекала в любовное кружение, оставаясь в людях и наедине. Свечение от этого танца иногда выходило в видимый спектр. Хотя упоминание в прошлом времени здесь неприемлемо. Это и сейчас случается там, где покой. Там, где нет суеты. Там, где выход энергии. На полюсах планеты. Люди поздних времён называли это северным сиянием.
Когда же, наконец, процесс слияния объединял души, могло происходить всё что угодно. Цветная бурлящая эмульсия, перетекающие потоки, невиданные формы, волны, захлёстывающие друг друга, спирали, завивающиеся в тончайшую нить и затем скручивающиеся в разноцветный клубок. Поистине, это было чудесное зрелище. Редкое, волнующее, яркое. Взаимное перетекание, наслаждение друг другом, изучение, противодействие, примирение – всё существовало в вихре этого действа.
Что уж говорить о красоте рождения новой души. Чистой души, которая всегда имела выбор: являться носителем Разума или остаться только чувством в чистом виде.
Профессор замолчал. На некоторое время в аудитории повисла тишина. Снова возник звук метронома и тут же утих.
– Они изобрели Разум, – продолжил Учитель.
В голосе его уже отчётливо зазвучала горечь. Речь стала жёстче и суше.
– Разум – продукт эмоционального существа, созданный с неприсущей ему холодной расчётливостью. Накопить и преумножить – вот та база, из которой родился Разум. То, что кто-то может счесть величайшим изобретением, я называю катастрофой. С этого момента наша эмоциональность начала деградировать. Нарастающее желание систематизировать всё и вся заставляло отрезать и выкидывать. Мелочи, многочисленные мелочи создавали шарм мироздания. Почти все они не укладывались в схему. И они удалялись, пропалывались из поколения в поколение. Во имя Разума стирались тона, оттенки, проблески, отзвуки. Это было долго. Возможно, для кого-то незаметно. Но урезание чувств – это ещё не самое страшное. Самое страшное случилось тогда, когда Разум заявил своё желание беспредельно властвовать над тем, что его же и породило.
И было бы невыносимо больно, если бы все