Редклиф не привык полагаться на везение. Он давно уже усвоил, что удача – это тщательно подготовленная цепочка событий, и ничто не происходит само по себе. Поэтому всегда заранее планировал несколько вариантов развития событий, от условно-хорошего до откровенно-неприемлемого.
«Вы готовы жениться на разведенной женщине?»
Грасс! А вот это оказалось неожиданным. Зато теперь стало понятно, что такая женщина, как Александра, забыла в Кранчестере. Редклиф предполагал, что тут замешана несчастная любовь или что-то в этом роде, но все оказалось куда серьезнее. Развод. Это плохо. Теперь важно узнать, кем был ее муж, и понять, насколько все плохо.
В памяти всплыло разгневанное лицо, горящие глаза, порозовевшие щеки, и он почти помимо воли подумал о том, как хороша будет эта женщина в порыве страсти. В темноте спальни. В его постели. И тут же усмехнулся. Пожалуй, эта дикая кошка выцарапает ему глаза, если он только попытается осуществить свое «право мужа». Впрочем, так далеко он заходить пока не собирался. Редклиф никогда не принуждал женщин. Наоборот. У него не было недостатка в тех, кто мечтал оказаться в его постели. И он этим пользовался. Нет, понимал, конечно, что рано или поздно придется подыскать жену и продолжить род, но все это казалось таким далеким… Редклиф слишком дорожил своей свободой. И не думал, что придется променять ее на брак с разведенной женщиной.
«Я не выйду за вас замуж», – вспомнились ему слова Александры и ее дерзкий взгляд.
Смелая. Или глупая. Возражать графу? Простым людям это несвойственно. Да и порода в ней чувствуется.
– Кто же ты такая, Александра Эйден? – прошептал он вслух, задумчиво глядя на потрескивающее пламя свечи.
Огонек колебался, на стене плясали причудливые тени, из приоткрытого окна долетал аромат цветущих каштанов.
Редклиф потянулся и взял со стола бриллиантовые четки.
«Может, прекратите фарс и выпустите меня?»
Нет, не глупая. Напуганная, но не глупая. И порода определенно чувствуется.
Он покатал крупную бусину между пальцами.
Перед глазами снова возникло взволнованное женское лицо, чуть приоткрытые губы, небольшие, но невероятно чувственные.
В душе опять заворочалась тревога, и он, желая избавиться от нее, закрыл