Но нет, она не побежит.
Дело уже не в ней и не в том нападении на берегу пруда. Дело в этих мертвых телах… в невинно загубленных с таким диким зверством душах человеческих.
– Кухарку убили ударом по голове, – сказал Комаровский. – Один удар – и насмерть. Что-то тяжелое и острое было использовано – топор. И его в комнате нет. А вот кинжал свой нам убийца в теле стряпчего оставил, не вытащил.
– Я здесь не буду нож из тела вытаскивать, – сказал Гамбс. – Тела уже начали разлагаться, их надо перенести в сарай. Мы с вами, Евграф Федотович, их там тщательно осмотрим, когда… разденем.
– Да уж, Христофор Бонифатьевич, вам потрудиться придется, вспомнить свой медицинский факультет Гейдельберга, – заметил Комаровский. – От здешнего лекаря в таких делах мало проку. Стражники мои тоже в медицине не сильны. Я сам, конечно, кое-что видел подобное по долгу службы. Однако то, что сделали с девицей, – за гранью моего понимания.
– Подсвечником поврежден pars analis recti[5]. – Гамбс растерянно сквозь свои круглые очки глянул на Клер в дверях и сразу умолк, не продолжая своей латинской фразы.
– Отчего она умерла? – спросил Комаровский.
– Давайте повернем ее осторожно.
Комаровский поднял тяжелую дубовую тумбочку, что намертво прижимала густые светлые волосы девушки к полу, не давая ей возможности двигаться и повернуть шею. Наклонился, поворачивая Аглаю на бок.
Ей был нанесен удар в лицо такой силы, что из раны торчали осколки костей скул и подбородка. Лицо Аглаи было разрублено почти до самого затылка.
– Это смертельная рана, – сказал Комаровский.
– Вот именно.
– То есть она уже умерла, когда убийца чинил насилие над нею?
– Если еще не испустила дух, то уже умирала, была в агонии.
– Убийца вломился в ее комнату через окно, – сказала Клер. – Он напал ночью, когда они все спали.
– Не все, – возразил ей Комаровский. – Ее отец не спал. Он в домашнем халате. То есть был одет. И там свеча валяется на полу у его тела.
Он подошел к выбитому окну и внимательно оглядел его.
– Осколки везде, – заметил Гамбс. – И на подоконнике, и под окном на улице – вон смотрите, и здесь в комнате – тоже возле окна.
Комаровский оглядывал комнату, вышел в залу, потом в сени, в спальню. Клер видела – он о чем-то сосредоточенно думает, словно вспоминает что-то важное.
– Так, ладно, здесь уже тленом несет, – тела надо перенести в сарай, набрать льда из барских погребов, – сказал он. – Мадемуазель Клер, вы не могли бы сейчас пойти к вашей подруге и передать ей, что я прошу у нее льда из погребов в интересах дознания и следствия? Мои люди перенесут тела, и мы продолжим осмотр. А дом я пока закрываю.
– Хорошо, ваша светло… То есть господин генерал…
– Евграф Федотович. – Он смотрел на нее – Вам все еще трудны в запоминании наши русские имена?
– Нет,